— Господи, Энни, тебе следовало сказать мне об этом раньше. Я совсем забыл. Вот что тебя беспокоило последнее время?
— Не только это. Больше беспокоила резкая смена обстановки и то, что я вижу тебя таким угнетенным. К тому же я чувствую, как приближается приступ мигрени…
— Сиди на месте, Энни, Я сейчас.
Пит вернулся с чеком на пять тысяч долларов. Откровенно говоря, Энни рассчитывала на большее и не смогла скрыть своего разочарования.
— Что входит в эту сумму? — резко спросила она, положив чек на кофейный столик.
— Ну… Билеты на самолет, работа в магазине. Если бы ты была в «Волшебной сказке» постоянным работником, то получала бы еще и комиссионные. Думаю, это плата за то, что ты присматриваешь за магазином.
— За какой период?
— М-м, я об этом не подумал. С каких это пор я стал скаредом? Сколько ты ожидала получить?
«До чего смущенным он выглядит», — отметила Энни.
— Я зарабатываю восемьдесят тысяч в год. Фактически, это начальная сумма, из которой мы можем исходить. Мне чертовски неприятно говорить с тобой о деньгах. Мы — друзья, понимаешь?
— Дружба дружбой, а деньги деньгами. Нам действительно пора все обсудить.
— Итак, в Бостоне я зарабатывала восемьдесят тысяч в год. Твое обещание, что я не прогадаю, если приеду в Нью-Йорк, означало, что ты собираешься платить мне больше. Моя работа в «Волшебной сказке» стоит не меньше ста пятидесяти тысяч в год. Мы оба об этом знаем. Если доходы магазина растут, а не падают, за это полагается добавочное вознаграждение. Я полагала, что могу рассчитывать на какие-то премиальные. Если ты хочешь знать мою цифру, то я прошу семьдесят тысяч. Сюда входят четыре месяца и добавочное вознаграждение. Если тебя смущает эта сумма, скажи сразу.
— Конечно нет, Энни. Ты получишь столько, сколько хочешь. — Пит выписал второй чек. — Теперь ты улыбаешься? Я так долго скучал по твоей улыбке. Между нами словно кошка пробежала. Тебя беспокоит еще что-то, кроме мигрени? Я собираюсь избавить тебя от нее через минуту. Помнишь, кто делал тебе массаж в ночь перед экзаменами? Ты сказала тогда, что тебе еще не приходилось иметь дело с таким классным массажистом.
— Это так. Но меня действительно волнует не только мигрень. — Она рассказала Питу о продаже кофе и чая. — Как ты смотришь на то, если я попробую немного заработать для себя?
— Конечно, Энни. Я рад, что у тебя так хорошо пошел бизнес.
— Десять процентов от личных доходов я буду отчислять на счет «Волшебной сказки», о'кей?
— Согласен. А теперь скажи, что на сегодня с разговорами о деньгах покончено.
— Да, Пит, больше ни слова о деньгах.
— Отлично. Теперь подколи волосы, и я помассирую тебе шею и плечи.
Пит вышел, а когда, вернувшись в гостиную, увидел в глазах у Энни боль, то поблагодарил Бога, что никогда не страдал от мигрени. Энни сменила костюм на легкое платьице, открывающее ее красивую сильную шею, и легла на диван.
— Помассируешь мне еще и спину, хорошо? — спросила она.
— Нет проблем.
— Нашел что-нибудь в бумагах, которые принес Джейкс? — пробормотала Энни, прикрыв глаза, когда Пит прикоснулся кончиками пальцев к ее обнаженной коже.
Пит начал рассказывать о том, что выяснил. Он говорил медленно, монотонно, ни на миг не переставая работать руками и чувствуя, как напряженность покидает ее тело.
— Как хорошо. Еще, Пит, еще.
Спустя полчаса Пит понял, что устал, и сказал Энни об этом.
— Спасибо. — Она перевернулась на спину. Страсть сжигала ее тело, которое, казалось, могло воспламениться с минуты на минуту. Пит пристально смотрел на нее.
Минуту назад они были только друзьями, а сейчас… Энни хотела отвести от него свой взгляд и не могла. Она так долго этого ждала, так страстно желала, чтобы Пит наконец-то взглянул на нее… как на женщину, ждущую ласки. Ей не хотелось противостоять сейчас его красноречивому взгляду, но она знала сотню причин, по которым должна была это сделать. Мэдди Штерн — вот имя всем ста причинам. Энни знала, что надо предпринять что-то прямо сейчас, иначе будет поздно. Если она уступит, Пит никогда не сможет жить в мире с собой. Любить — это значит прежде всего думать о любимом.
Энни резко села и посмотрела на часы. Один поворот головы вернул ей силу воли и здравый рассудок. Наваждение исчезло.
— Не думала, что так поздно, — сказала она. Господи, неужели это ее голос звучал так обыденно и равнодушно? Да, конечно, ведь кроме нее в комнате не было других женщин. Ее едва держали ноги, когда она встала и двинулась к дверям. Она обернулась: — Головная боль прошла. Ты гений массажа, Соренсон.