Дегрэ радостно вскочил.
— Теперь все открылось! Все!
— Вы слишком скоры на заключения, — прервал Пикар.
— Успокойтесь, господа! — воскликнул Манго. — Все это доказывает только существование подозрительной и преступной связи. Что Вы подразумеваете под словами: “Теперь все открылось”?
— Да вот смотрите еще! — закричал Дегрэ, поднимая вверх руку с новой запиской, — слушайте!
“Уплатить Годэну де Сэн-Круа, бывшему поручику драгунского полка Траси, четырнадцать тысяч франков немедленно по представлении вышеозначенным кавалером этого документа. Писано в Париже, третьего октября 1669-го года, скреплено моей печатью. Пенотье, генеральный контролер Лагедока”.
— Еще один! — со смехом воскликнул Дегрэ, — они вылезают из этого ящика, словно марионетки! Послушайте, господа: я — не ученый, я — простой полицейский, но говорю себе: время, когда была написана эта бумага, очень близко совпадает с днем смерти Сэн-Лорена. Пенотье получил его место… не качайте головами, господа!.. Ведь я ничего не сказал! Ага! Вот и еще! Я ждал встретить это имя!
Он поднял вверх кошелек, к которому была прикреплена записка: “Эти деньги принадлежат моему слуге Лашоссе”. Тут же нашлась записка самого Лашоссе, в которой он просил денег, говоря, что уже два раза напрасно ездил в Виллькуа к известному лицу, но не мог застать его. Виллькуа было поместье одного из умерших д‘Обрэ, куда часто ездил Сэн-Лорен; записка была помечена числом, весьма близким ко дню смерти последнего. Кто мог быть “известным лицом”? И почему Лашоссе просил денег у Сэн-Круа, как не потому, что его путешествие совершалось по поручению именно Годэна.
А Дегрэ все вынимал пакет за пакетом. На одном стояла надпись: “Средство против разных женских болезней”, на другом — “Шесть чудесных тайн”.
Наконец сержант нашел обязательство на тридцать тысяч франков, выданное маркизой Бренвилье ее возлюбленному как раз через два дня после смерти ее младшего брата, сделавшей ее обладательницей всего состояния, “на случай, если она, Мария де Бренвилье, покинет этот мир”, как было сказано в документе. Казалось, для преступлений, о которых все догадывались, существовала установленная такса — цена крови. Сэн-Лорен был отправлен на тот свет за четырнадцать тысяч франков, смерть братьев д‘Обрэ стоила почти вдвое.
Глаза Ренэ все больше омрачались; он ничего уже не слышал, ничего не видел; он почти ничего не сознавал, кроме смутного воспоминания об опасности, грозившей его дорогой матери. Поэтому он не заметил, что, после того как все вещи были тщательно пересмотрены, занесены в протокол и снова уложены в шкатулку, Дегрэ попросил разрешения удалиться и поспешно покинул комнату.
В глубокой задумчивости сидел Ренэ в кресле покойного Сэн-Круа; из этого состояния его вывел легкий толчок писца, приглашавшего его подписать протокол. Он пошел вслед за членами комиссии, расходившимися из лаборатории. Симон взял с собой для исследования флаконы с прозрачной жидкостью; доктор — препараты кишок. Предполагалось произвести опыты над животными, так как аптекарь считал бесцветную жидкость сильным ядом. Двое полицейских несли шкатулку.
А Дегрэ тем временем спешил на другой берег Сены, к дому д‘Обрэ.
IV
Беглянка и преследователь
Достигнув дома д‘Обрэ, сержант заметил необыкновенную суету перед широко раскрытыми воротами. Это показалось ему странным, и он немедленно пришел к заключению, что в доме произошло что-то необыкновенное. Быстро решившись, он подозвал одного из прохожих и спросил самым небрежным тоном:
— Что там случилось?
— А Вы еще не знаете? — с злорадной улыбкой ответил спрошенный: — маркиза Бренвилье сбежала.
— О! — воскликнул сержант. — Куда же?
— Ну, этого в доме никто не знает.
Предчувствие не обмануло Дегрэ, и он сердито прошептал:
— Я опоздал, мне следовало поторопиться.
Он прошел за решетку дома и сел у подъезда.
— Что Вы за человек, друг мой? — спросил его швейцар, только что кончивший обгладывать ножку каплуна.
— Кто? Я? — сказал Дегрэ, поднимаясь с места. — Я — очень богатый человек.
Швейцар окинул смельчака строгим взглядом, сочтя его за сумасшедшего, так как ответ звучал чересчур странно, и сказал после некоторого молчания:
— Ну, если Вы богаты, то плохо выбрали место на каменной скамейке возле нашего дома… У богатых есть другие места для отдыха.
— Друг мой, — продолжал Дегрэ, — я разбогател бы еще больше, если бы знал одну вещь.