— Нет, — сказал наконец герцог, привлекая ее к себе, — это я сам создавал себе мрачные мысли. Этот Лашоссе не выходит у меня из головы. Как подумаю, что и ты, и твой отец могли принимать участие в таком преступнике, — не могу не хмуриться. Но я сегодня обещаю тебе не думать об этом. Ведь счастье моей жизни началось с тысяча шестьсот сорок первого года, когда Сюзанна Тардье стала моей женой.
Герцогиня со слезами склонилась к нему на грудь.
“Он предчувствует зло, но не знает истины, — подумала она, — да защитит меня Господь и да сомкнет он уста Лашоссе!”
— А наш Ренэ? — громко сказала она.
Герцог нетерпеливо тряхнул головой.
— Пусть решится это дело, а там посмотрим. Боюсь, что он страшно запутался в эту сеть; во всяком случае он может рассчитывать на поддержку своего отца.
После этого разговора герцогиня, волнуемая страхом и надеждой, удалилась в свою комнату, выходившую окнами в сад. У нее еще сохранялся портфель с бумагами и письмами, относившимися к тому времени, когда Лашоссе ездил за границу отыскивать Сэн-Круа. Ей теперь казалось, что продолжать хранить эти документы опасно и что следует уничтожить все доказательства ее сношений с Лашоссе. Приказав развести в камине огонь, герцогиня села в кресло, стоявшее спинкой к окну, и стала понемногу жечь опасные бумаги. Ее руки медленно развертывали письмо за письмом: вот письмо из родительского дома с поздравлением ко дню рождения; вот письмо мужа, уезжавшего на несколько дней из дома. Потом пошли письма Ренэ. Вдруг герцогиня вздрогнула: ее глаза увидели грубый, размашистый почерк Лашоссе. Она смяла бумагу, бросила ее в камин и молча смотрела, как пламя уничтожало листок.
В своем волнении Сюзанна не заметила человеческой фигуры, кравшейся по саду; а между тем, осторожно оглядевшись, фигура приблизилась к ее окну и приложила лицо к стеклу. Герцогиня только что засунула руку в портфель, намереваясь вынуть еще пачку писем, как послышался легкий стук в окно. Она поспешно встала, обернулась, и вдруг из ее груди вырвался крик изумления и радости — она узнала прекрасное лицо своего сына. Она быстро отворила окно и дрожа воскликнула:
— Мой сын! Мой милый сын!
— Тише, — прошептал Ренэ, — я со страшным трудом перелез через ограду. Садовники еще в саду. Ты одна, матушка?
— Одна! Твой отец у себя в кабинете.
— Впусти меня; мне надо сообщить тебе кое-что.
Он влез в комнату. Герцогиня обняла сына, а он поцеловал ее руку.
Сюзанна почувствовала, что на ее руку капнула слеза, и спросила:
— Что с тобой, Ренэ? Ты плачешь?
Он, не отвечая, подвел ее к креслу и спросил с грустной улыбкой:
— Скажи мне, матушка, каково здоровье отца?
— Он быстро поправился от своей болезни и по-видимому успокоился.
— Так он захворал от беспокойства и волнения?
Герцогиня с беспокойством взглянула на сына.
— Да, он очень беспокоится о тебе, Ренэ. Ты, благодаря этим страшным событиям, попал в тяжелое положение.
— Пусть отец успокоится: я пользуюсь доброй славой, на мне не лежит никакого обвинения; меня ни в чем не подозревают, я хлопочу о деле тех, кого люблю.
— Ренэ! Ты добрый, ты чистый! Ты — ангел, Ренэ!
— Я — сын моей матери, — с легким вздохом ответил молодой герцог, отворачивая голову и не глядя на Сюзанну.
— О чем ты вздыхаешь? — спросила она, впадая все в большее беспокойство. — Ах, я так давно не видала тебя, а ты не даешь обнять себя! В твоих глазах я уже не вижу той радости, того счастья, которое читала в них прежде, уже и тогда, когда ты ушел из нашего дома и виделся со мной украдкой! Ренэ, у тебя есть что-то на сердце; скажи мне!
— Между нами стоит тень, восставшая из праха, — прошептал Ренэ, — тень, которая грозно отталкивает меня, когда я хочу протянуть к тебе руки, матушка. Эта тень похожа на меня, только у нее темные волосы и очень бледное лицо… Она сбросила свой саван и глядит на тебя, матушка, горестным-горестным взглядом!.. Это — тень Сэн-Круа.
— Ах! — вскрикнула Сюзанна, хватаясь за тяжелые шелковые занавеси, чтобы не упасть.
— Разве я один лишил моего отца покоя? — продолжал Ренэ, — разве имя Лашоссе не омрачило его мысли? Разве теперь, когда Лашоссе сидит в цепях, у отца не должны зародиться подозрения относительно этого так отличаемого в нашем доме слуги? Разве отец никогда не думал о тех годах жизни Сюзанны Тардье, которые предшествовали его знакомству с ней и о которых она должна была дать отчет своему жениху?
При этих словах Сюзанна, которая почти падала от волнения, поднялась и, схватив сына за руку, сказала твердым голосом: