Нашлись свидетели, находившиеся в замке Вилькуа в то время, когда заболел молодой д’Обрэ; они заявили, что его болезнь совпала с пребыванием в Вилькуа Лашоссе. Секретарь д’Обрэ показал под присягой, что в то время были сделаны явные попытки отравления, так как в доме нередко находили стаканы с остатками каких-то сильно пахнущих напитков. На это не обращали внимания, пока д’Обрэ не стал жаловаться на боли; только тогда явилось у окружающих подозрение.
Весьма подозрительным оказался человек, который был известен под именем Жоржа; он непонятным образом вкрался в доверие Сэн-Лорена и некоторое время служил у него, но исчез непосредственно перед несчастным концом генерального контролера в гостинице “Принц Конде!”
Наконец перед судом предстали Глазер, Гюэ, Брюнэ и Аманда.
Дело все более запутывалось; многое осталось загадочным. Ренэ Дамарр также должен был дать показания. Были исследованы все подозрительные помещения, но, к величайшему удивлению любопытных, ничего особенного не было найдено.
Духовенство громко высказало свое негодование и предостерегало от влияния демонических сил; горевшие злобой и завистью врачи и аптекари также не дремали, народ был возмущен. Но негодование достигло крайней степени, когда по Парижу разнеслась новость, что доктор Экзили особым приказом освобожден из тюрьмы, так как, несмотря на подозрения, против него не оказалось никаких улик. Он не отрицал своего знакомства с маркизой Бренвилье и поручиком Сэн-Круа, но это не могло вменяться ему в вину, так как большинство из весьма высокопоставленных людей было знакомо с этой интересной парочкой. При допросе Экзили больше всего подчеркивал то обстоятельство, что все несчастия произошли из-за появления книги; он доказывал, что употребление ядов и распространение отравлений началось задолго до того, как опасная книга попала в его руки. Он, Экзили, употреблял яды только на пользу больных и очень сожалеет, что Сэн-Круа, которого он считал ревностным исследователем, оказался преступником. Он заявил, что Сэн-Круа завладел ключом к книге и таким образом присвоил одному себе право и возможность составлять яды.
Так как Сэн-Круа не было на свете, Экзили мог показывать, что ему угодно. Словам же Лашоссе, который мог бы разоблачить его, не придавали значения, как показаниям убийцы и бывшего каторжника.
Чтобы несколько успокоить народ, большинство свидетелей продолжали держать в тюрьме. Лашоссе неминуемо должен был подвергнуться казни; все надеялись в скором времени увидеть и маркизу Бренвилье на Гревской площади, так как, по общему и единогласному мнению, эту страшную женщину и сам король не мог бы спасти.
В числе тех, кого продолжали держать в заключении, находился и бедный старик Гюэ. Аманда, Брюнэ и прислуга Глазера были выпущены на свободу, но самого Глазера и Гюэ решили держать в тюрьме до тех пор, пока им не придется в процессе Лашоссе и, как все надеялись, в процессе маркизы Бренвилье давать опять свои показания.
Итак, Гюэ сидел несчастный, покинутый, в одной из камер башни Трезор. Опустив голову на руки, он безустанно рассматривал плиты, которыми был вымощен пол его неуютного помещения. В этом положении он проводил целые часы с того дня, как его посадили сюда, вставая только для того, чтобы съесть свой скудный обед или совершить получасовую прогулку по двору. Он думал о своей дочери, о Ренэ, о мрачном будущем.
Однажды, когда он предавался обычным горьким думам, дверь камеры отворилась и в тюрьму вошли двое мужчин.
— Господин Гюэ, — сказал тюремщик, — я привел к Вам одного друга, который хочет поговорить с Вами.
Гюэ равнодушно посмотрел на него. Вдруг на его лице выразились и радость, и ужас, и удивление: в пришедшем он узнал Экзили. Страшная слава доктора всегда внушала Гюэ некоторый страх, но при виде итальянца он все-таки почувствовал слабую надежду: самый главный подозреваемый очутился на свободе! Или, может быть, он отныне будет разделять с ним одиночество заключения?