Утром бой переместился из прерии под Пало-Альто к Ресака-де-ла-Пальма и стал еще более яростным. Он закончился поражением мексиканцев, которые при поспешном отступлении бросили немало убитых и раненых: пехота оставляла орудия и повозки, кавалерия потеряла большую часть лошадей. Американцам досталось немало трофейного оружия. Мексиканцы испытывали нехватку провизии и воды, алчные соотечественники крали армейские запасы и перепродавали их войскам по высокой цене. К тому времени когда мексиканская армия добралась до Линареса, из пяти тысяч солдат генерала Аристы сохранили боеспособность менее трех тысяч. Похоже, после сражения под Аламо мексиканцы забыли о меткости и отваге американских солдат.
В американской армии насчитывалось шесть тысяч шестьсот бойцов.
Когда противник перестал угрожать форту Браун, Ник зашел в полевой госпиталь навестить Патрика Райена. Ирландца перевели в барак для выздоравливающих; он чувствовал себя лучше, чем можно было ожидать.
– Вынуть пулю не удалось, но он крепкий малый, – сказал хирург, покачав головой. – В таких случаях ничего нельзя предсказать. Визит его ободрит. Он спрашивал о вас, Кинкейд.
В бараке, среди коек с ранеными, Ник чувствовал себя неловко. Он не знал, как вести себя здесь, как поддерживать беседу. В первые минуты, проведенные возле койки Райена, он переминался с ноги на ногу, мечтая оказаться в каком-нибудь другом месте.
Райен, казалось, не замечал этого. Он радостно приветствовал гостя и даже попытался улыбнуться.
– Видно, мой час еще не пробил, а, Кинкейд?
– Пожалуй, так.
Ник протянул Райену его сверток, не упомянув о том, что полковник Хейс уже позволил себе просмотреть бумаги раненого.
– Вот ваши деньги. Вы увидите, что все они на месте.
– Я в этом не сомневался. – Райен задумчиво посмотрел на Ника, положившего сверток на тонкое одеяло. – Человек, остановившийся на поле боя, чтобы спасти незнакомца, не может быть вором.
Ник пожал плечами.
– Я бы не стал полагаться на это, мистер Райен. Сейчас многие нечестные люди уворачиваются от пуль.
– Да, но мало кто готов рисковать своей жизнью ради незнакомого человека. – Райен слегка пошевелился, его лицо исказила гримаса боли. – Хирург сказал мне, что я скорее всего выживу, хотя изрядно помучаюсь и долго проваляюсь на койке. К сожалению, я не смогу вернуться домой так скоро, как надеялся, однако если бы не вы…
– Где ваш дом? – Не желая выслушивать слова благодарности, Ник преднамеренно сменил тему.
Голос Патрика Ранена зазвучал увереннее.
– В Калифорнии. У меня там асиенда, пастбища и виноградники. Прекрасное место. Я назвал его Буэна-Виста. Буду рад видеть вас у себя, если вы окажетесь в Монтерее, мистер Кинкейд.
– Я это запомню.
Ник вежливо, хотя и с легким нетерпением, слушал Райена, рассказывавшего о доме, сыне и красавице дочери.
– Виктория сейчас в Бостоне, она живет у моего брата и учится в школе. Но скоро вернется – как только война закончится и вопрос о власти будет решен.
– У меня складывается впечатление, что вы не хотите, чтобы Калифорния стала частью Соединенных Штатов, мистер Райен.
Растерявшийся Райен медленно произнес:
– Конечно, меня немного волнует судьба моей калифорнийской собственности. Женившись, я стал калифорнийцем. Так здесь принято. Я сменил религию с протестантской на католическую ради моих свояков. Даже взял другое имя. В Калифорнии меня знают как дона Патрисио Райена-Монтойю – это девичья фамилия моей жены. Мне пришлось взять такое же гражданство, как у моей супруги. Но сейчас Монтерей в руках американцев, и я подчинюсь неизбежному. В конце концов, я не имею ничего против присоединения этих земель к Соединенным Штатам, если только новые власти признают мои права на недвижимость.
Ник помолчал. Хейс говорил, когда поручал Нику установить истину, что Райен, похоже, прибыл в Пойнт-Исабель, чтобы продать современное, наиболее эффективное оружие мексиканской армии. Доказательства отсутствовали, но их необходимо было получить.
– Скорее всего Райена привела на поле боя именно эта сделка, а не глупость, – сухо заметил Хейс, и Нику пришлось согласиться.
Но сейчас Патрик Райен рассказывал о своей дочери и креольце, за сына которого он хотел выдать ее замуж, – о настоящем джентльмене, крупном землевладельце и пылком патриоте, чьи угодья примыкали к Буэна-Висте.
– Это не будет похоже на братание с врагом? – спросил Ник и тут же отметил, что лицо Райена залилось краской.
– Вовсе нет, – выдавил из себя ирландец. – Дон Луис умен. Он охотно подчинится американским властям. Большинство калифорнийцев относятся к американцам с большей симпатией, чем к жесткому мексиканскому правительству. В последнее время назревали мятежи. Дон Луис и его сын подготовили недавнее свержение мексиканского губернатора Микелторены и поддержали назначение на эту должность калифорнийца Рио Пико. Даже такой влиятельный человек, как Мариано Вальехо, ратует за аннексию, с энтузиазмом поддерживает это решение.
– Пока что этот вопрос остается открытым, верно?
Патрик Райен пристально посмотрел на Кинкейда, как бы заново оценивая его.
– Возможно, я ошибся относительно вас. Но лишь частично. Ваше мужество нельзя подвергать сомнению, и я до сих пор не знаю, как отблагодарить вас за мое спасение.
– В этом нет нужды. Я сделал бы это для любого человека.
– Да, именно это восхищает меня больше всего. – Райен посмотрел на сверток, лежащий на одеяле, потом снова перевел взгляд на Ника. – Я бы очень хотел, чтобы вы приняли маленький подарок.
Ник выпрямился.
– Нет. Мне не нужны подарки, мистер Райен.
– Тогда обещайте, что когда-нибудь приедете ко мне в Буэна-Висту. Позвольте мне выразить благодарность хотя бы таким способом.
– Буду иметь это в виду, если снова окажусь в Калифорнии.
Он собрался уходить. Чертов Хейс с его туманными намеками! Почему бы полковнику самому не навестить Ранена и не задать несколько вопросов? Он добился бы результата гораздо быстрее.
– Сделайте это, мистер Кинкейд. У меня есть много земель для людей, которые хотят работать и начать собственное дело. Возможно, вас заинтересует такой доходный бизнес, как разведение скота.
– Возможно, – сказал Ник, зная, что не воспользуется предложением. Он не создан для жизни на ранчо. Он понял это довольно рано, когда отец хотел, чтобы Ник остался на их обширном ранчо в восточном Техасе, завел детей и занялся разведением коров. Тогда эта перспектива не прельстила Ника. Она не интересовала его и сейчас. Отец называл его сорвиголовой, человеком, слишком необузданным для того, чтобы взять на себя какую-то ответственность. Пожалуй, он был прав. Нику не хотелось всю жизнь думать, подобно отцу, о стоимости кормов и говядины, о доставке скота на рынок.
После очередного спора он покинул дом и стал искать свое место в этом мире. Его последний визит на ранчо был приятным, хотя Ник и испытывал какую-то странную неловкость. Он давно не приезжал домой. За это время он побывал в отдаленных местах, увидел массу нового и ни о чем не сожалел, хотя мог погибнуть на войне. Ему нравились разнообразие, жизнь на острие ножа, сознание того, что каждая минута может оказаться последней. Постоянное бегство от смерти, поиски выходов из невероятных ситуаций опьяняли его. Такая жизнь была гораздо более волнующей, нежели заполненная бумажной работой и торговлей.
Сейчас он услышал все, что хотел услышать от мистера Райена, и нашел предлог для ухода, но обещал вернуться. Они оба знали, что он сделает это. Оба знали почему.
Через несколько недель, когда пришло время покинуть форт Браун, Ник с радостью закончил игру в кошки-мышки с Патриком Райеном. Ирландец был хитрым человеком; если он и догадался о том, что его подозревали в продаже оружия врагу, то ничем не выдал себя.
В последний день пребывания в форте Браун Ник зашел в лазарет, чтобы сообщить Райену об отъезде.