- Года проходят, мир вокруг меняется, а тебе Сима как было двенадцать лет, так и осталось! – с грустной улыбкой произносит отец, обратившись к Левинскому.
- Завидую вашей дружбе, – искренне признается Арсений.
- Ой, это так трогательно! – восклицает белокурое создание на заднем плане.
- Я прошу прощение, - с извиняющей улыбкой на лице начинает Марина, - но нам нужно в комнату матери и ребенка.
Арсений быстро сообразил, о каких делах идет речь, кажется, малыша надо было переодеть, и бросился жене на помощь.
- Я с вами, – брат помогает жене выйти из-за стола, отодвинув массивный стул. Подхватывает сумку с принадлежностями и сопровождает супругу до специальной комнаты.
- Они так подходят друг другу, - я удивлен, что слышу подобную фразу из уст Левинского, но, тем не менее, это так.
- Сам не нарадуюсь, - без лишних эмоций подтверждает отец. Однако и без того было понятно, что он рад.
- А ты, мой друг, - хитрые серые глаза матерого еврея устремили свой пристальный взор на меня, - когда порадуешь Эмму внуком?
Изображаю свой фирменный оскал. В том, что дядя Сима и меня прожарить решил, я в этом даже не сомневаюсь.
- А куда мне торопится? – чинно расправляю плечи. Рад, что брат отлучился вместе с супругой, а то бы следующую мою реплику он, скорее всего, принял бы на свой счет. – Как показывает практика в этом деле спешить нельзя. Главное, найти своего человека.
Настороженно прищуриваюсь, наблюдая за тем, как медленно и коварно растягиваются губы Левинского в почти джокеровской улыбке, а серые глаза предельно сужаются за линзами элегантного пенсне. Это плохой знак.
- Давеча Давочка звонил, – не спуская с меня глаз, молвит проныра и, облизнув нижнюю губу, продолжает: - переживает за Жанночку, что в «Андромеду» устроил пару лет назад.
Направляю быстрый взгляд на отца, который играет великую задумчивость, и снова сосредотачиваюсь на Симоне Авраамовиче.
Кашлянув в кулак, с вызовом смотрю на старого еврея. Кратко улыбаюсь уголками губ.
- Поводы для волнения у него и правда есть, потому что кумовства в своей компании я не потерплю.
- Все так говорят, пока не обзаведутся птичками и птенчиками, – Левинский театрально разводит руками, - а я, будучи холостяком, безусловно, позаботился о детях своих друзей.
Вот умеет же гад за нужную ниточку дернуть. Недаром свой хлеб ест. Хлеб самого дорого и элитного адвоката в нашем городе.
- Что? Уволил девочку? Мне надо что-то Давиду Валерьяновичу передать, - деловито закинув ногу на ногу, и обхватив колено кистями рук, еврей не спеша перебирал большими пальцами меж собой.
- Сима, вот ты объясни мне, как адвокат может водить дружбу с прокурором? - неожиданно слово взял отец. Позже понял, что он это намеренно сделал, для того, чтобы у меня было время подумать над своим ответом.
- Гелла полгода как на пенсию свинтил, – по-свойски бросил Левинский, - куда же денешься, когда в крови заиграла третья молодость и на носу очередное пополнение в семействе.
Кошусь на спутницу еврея – чья бы корова мычала.
- Теперь мы с Давой можем дружить открыто и в одном гольф-карте кататься, - ехидно улыбаясь, отметил он. Но не успел я и единожды вздохнуть спокойно, как Симон напоминает мне о вопросе насущном: - скосил девочку под модным ныне поводом «реорганизация»?
Достал.
Левинский ловким движением снимает пенсне, которым воспользовался, когда делал заказ, и аккуратно спрятал его в кармашек клетчатого жилета. Вдруг я увидел, как глаза пронырливого джентльмена постепенно сужаются и пристально наблюдают за кем-то поверх моего плеча.
- Добрый вечер! – раздался надо мною мужской голос, пропитанной светской любезностью, а через мгновение в поле зрения оказался ни больше, ни меньше директор и совладелец ресторана.
- Петр Аркадьевич, здравствуйте, - Симон приветствовал ресторатора дружеским рукопожатием. Он в городе знал всех. – Вы ко мне?
Мужчина в темного деловом костюме с облегчением выдохнул. Его взгляд говорил об одном: «Упаси нас Боже от судебных разбирательств», а потом он встретился взглядом со мной: