— И конечно, служили в армии?
— Ясное дело, служил, — пожал плечами Глеб. — В спецвойсках! А теперь вот уволен за ненадобностью…
— А живете вы где? — с интересом допытывалась Настя.
— Да где придется! Я ведь, сестренка, птица вольная… Куда захочу — туда и лечу…
— Так вы что же, — сочувственно вырвалось у нее, — совсем один?!
— Ну, это как сказать! — с усмешкой прищурился Глеб. — Раньше был один, а теперь как будто не совсем…
Почувствовав, что краснеет, Настя смущенно отвернулась к морю. Это могло бы показаться странным, но и она испытывала в эти минуты то же самое. А может, так и должно быть?
— Мама! Мамочка! Дядя Вадим! — спохватившись, воскликнула загоравшая на корме Зайка. — Там дельфины! — И вскочив на ноги, бойко прискакала на капитанский мостик. — Смотрите, они нас догоняют!
— Это к счастью, — загадочно произнес Глеб, любуясь волнообразным полетом скользящих по обоим бортам катера лоснящихся морских красавцев.
— А почему, дядя Вадим? — не унималась Зайка.
— Потому, что кончается на «у»! — передразнил ее Глеб. — А вообще — старинная морская примета!
Порезвившись вокруг, веселая стайка дельфинов постепенно отстала и вскоре скрылась из виду.
— А куда мы поплывем, капитан? — зорко всматриваясь вдаль, беззаботно спросила Зайка.
— Куда глаза глядят! — с улыбкой ответил Глеб, поворачивая штурвал. — Земля, Заяц, такая большая!..
— А можно мне попробовать? — внезапно спросила Настя и робко положила руки на штурвал.
— Валяй, сестренка, рули! — отступив немного назад, задорно отозвался Глеб.
Приняв на себя небольшое штурвальное колеса, Настя восторженно обернулась через плечо и, встретив улыбающийся взгляд Глеба, смущенно опустила длинные ресницы.
— Держи крепче, сестренка… — дрогнувшим от волнения голосом мягко произнес он. — И гляди в оба!
И в тот же миг Настя, вздрогнув от неожиданности, ощутила, как его горячие крепкие руки уверенно легли на штурвал поверх ее рук, и с замирающим сердцем почувствовала на своей шее волнующее дыхание Глеба. Но не отстранилась и не отступила. А напротив — доверчиво прильнула спиной к его могучей широкой груди и мягко запрокинула голову ему на плечо.
Поминутно ожидая телефонного звонка, Глеб, охваченный не испытанной доселе полнотою чувств, наклонился к ней, встретив полный доверчивой нежности лучистый взгляд Насти…
Как это было упоительно и прекрасно — чувствовать себя единым целым с открывшим тебе свои объятия и душу сильным искренним человеком! Никогда прежде Настя не испытывала ничего подобного. Единственное, о чем ей оставалось еще мечтать — это чтобы так продолжалось вечно. Чтобы никогда не кончалось это чудесное солнечное плавание и вовек не разомкнулись их сплетенные воедино трепетные руки…
Эпилог
И вновь пожаром заполыхало над Москвой бабье лето. В багрец и золото разукрасились ее парки и бульвары. Заалели закаты. Закружилась паутина. Новым блеском просияли маковки старинных церквей. Умиротворением и грустью дышало в неподвижном воздухе остывающее эмалево-голубое небо. Последним теплом согревали беспокойные человеческие души восковые солнечные лучи.
В один из таких проникновенно чудных сентябрьских дней в своей московской квартире самозабвенно, по русскому обыкновению, пил водку одинокий и несчастный немолодой мужчина. Был он основательно небрит и одет чрезвычайно неопрятно. Столь же неопрятно выглядела и его запущенная квартира. И нужно было хорошенько присмотреться, чтобы узнать в этом опустившемся, безнадежно спивающемся человеке бывшего преуспевающего сотрудника престижных фирм, а также неизменного любимца прекрасных дам Константина Сергеевича Квашнина.
А как же открывавшиеся перед ним безоблачно радужные перспективы? Как же пламенная любовь той, которой он безраздельно отдал свое нежное преданное сердце?
Увы — обо всем этом лучше было не спрашивать Константина Сергеевича. Ибо открывшаяся со временем неизбежная правда оказалась на поверку столь неприглядной и прозаичной, что рассказывать об этом было не только тяжело, но и совершенно излишне. Одного взгляда на нынешнее состояние вчерашнего баловня судьбы было, в сущности, вполне довольно, чтобы постичь всю горечь постигшего его разочарования.
В одночасье лишившись работы и многообещающих связей, Константин Сергеевич жил исключительно тем, что постепенно распродавал свои вещи да ежедневно лечил душу единственным подобающим случаю целебным средством. Накануне ему посчастливилось выгодно продать за полцены купленный полгода назад новенький цветной телевизор. Эта удачная сделка сулила Константину Сергеевичу еще неделю-другую спасительного забытья в тиши его опустошенной квартиры, под вечерний звон дребезжащих пустых бутылок.