— Какой же это поросенок без вина? — высказался за всех Хохлов.
— Угостим вас и кое-чем покрепче, — пообещал генерал.
Бомбардировщик пробил облачность лишь на высоте пяти с половиной тысяч метров. Преображенский еще поднялся на полкилометра и перевел самолет в горизонтальный полет. Прислушался к рокоту моторов, кажется, тянут пока нормально, правда, правый все же чуточку сдает.
— Не беспокойтесь, Евгений Николаевич, сегодня свои праздничные подарки мы точно адресуем новой, особо важной цели, — продолжал Хохлов. — Получайте, господа-фашисты, от морских летчиков Краснознаменной Балтики! Прямо с доставкой. Хотя, не сегодня, а уже завтра, — поправился он. — Через один час пять минут наступит девятнадцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года…
— К цели будем подходить на высоте шести тысяч метров, — перебил Преображенский разошедшегося штурмана.
— Добро! Точность попадания подарков прямо в руки адресата от этого только увеличится. А если еще снизиться на километрик, тогда… Нет, отставить, командир, сталкиваться с аэростатами заграждения нету никакой охоты…
Преображенский не обращал внимания на разглагольствование штурмана, его все больше и больше беспокоило состояние правого мотора. Сбавил ему обороты, давая поостыть, передохнуть. Но и левый мотор начал гудеть более натужно.
Спад рокота правого мотора уловил, наконец, и штурман.
— Командир, что с правым? — поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.
— Греется, чертяга, — как можно равнодушнее произнес Преображенский.
— Как и в прошлый раз?
— Примерно…
— А левый?
— И левый начинает капризничать.
— Что с ним происходит?
— Тоже перегрелся малость…
Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.
— Командир, может… может, опять по запасной цели ударим? — предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант. — На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей…
— Ключ у тебя на месте, Петр Ильич? — вместо ответа спросил Преображенский. — Не забыл в Кагуле?
— Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда, — отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.
— Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?
— Вон вы о чем, — засмеялся Хохлов. — Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы…
— Стрелок-радист? — спросил Преображенский.
— На Берлин, товарищ полковник! — ответил сержант Кротенко.
— Воздушный стрелок?
— Товарищ командир, только на Берлин! — произнес старший сержант Рудаков. А как же иначе?!
— Штурман?
— Обижаете, командир! — обиделся Хохлов. — Даешь Берлин! Даешь новую, особо важную цель!
— Решение экипажа утверждаю. Идем прежним курсом, на Берлин! — в голосе полковника зазвучал металл.
Время относительно спокойного полета над Балтийским морем заканчивалось. ДБ-3 подходил к береговой черте правее Штеттина. Сейчас их встретят зенитки или ночные истребители.
— Нам повезло, командир! — послышался бодрый голос штурмана. — Земля скрыта густой облачностью. Не увидят нас немцы.
Действительно, облака надежно скрыли советские дальние бомбардировщики. С земли был слышен лишь гул их моторов, и как ни старались немецкие прожектористы пробить лучами толщу облаков, ничего не получалось. И все же зенитная артиллерия открыла огонь, видимо, хотела просто психологически воздействовать на советских летчиков. Шапок от разрывов немецких зенитных снарядов нигде не было видно, они лопались в густых облаках.
— До Берлина пятнадцать минут! — объявил Хохлов.
— Штурман, точнее курс, — потребовал Преображенский. — Как можно точнее…
— Если, командир, не будете рыскать от зениток и ночников — на боевой выйдем точно, — пообещал Хохлов.
— Не буду. Курса, высоты и скорости не изменю ни при каких обстоятельствах, — заверил Преображенский.
Моторы хоть и грелись, особенно правый, но тянули пока вполне удовлетворительно. А когда самолет освободится от бомбовой нагрузки — станет им намного легче.