Я воровал в поле репу и картошку, иначе мы с матерью умерли бы с голода. И за это сторож выстрелил мне в ногу. Я упал, и все пять добытых с таким трудом картофелин рассыпались по дороге. И вот на какой-то миг мне стало их страшно жаль. Я подумал о матери - она была очень больна, - схватил камень и разбил сторожу лицо. За что он хорошенько отделал меня прикладом.
Моя мать умерла в 1918 году.
На похоронах за мной гонялись по всему кладбищу. Я спрятался в вырытой могиле. Я отбивался, как зверь, от двух человек, которые спрыгнули туда, чтобы меня схватить. Меня отправили в исправительный дом.
Там обратили внимание на мои исключительные способности. Учитывая смерть отца и прочие обстоятельства, мне разрешили учиться.
Постепенно я стал понимать, что бессмысленно выражать ненависть ударом кулака и что мне вернее будут служить предательство, обман, удары из-за угла - все то, что обрушивалось на меня.
В девятнадцать лет я закончил школу с отличием. Экзаменационная комиссия, банда мерзких благодетелей, заявила, что дала мне путевку в жизнь, что я, так сказать, обрел основу для мирного существования, и произнесла целую проповедь об обязанностях гражданина молодой республики.
В ответ я сказал, что отнюдь не желаю прозябать в качестве бедного служащего и постараюсь продолжать учение. Но тут я услышал, что хватит с меня и такого образования и нельзя без конца пользоваться добротой государства. Мне пришлось напомнить, что тысячи русских белоэмигрантов получают от этого самого государства ежемесячно сотни крон, чтобы иметь возможность учиться в институтах, и что было бы странно, если бы мне ничего не перепало из этой суммы. В качестве контраргумента они приводили десятки политических доводов, ссылаясь на существующие законы. Я заявил, что и закон может быть безнравственным и что моего отца казнили согласно закону, хотя он не совершил никакого преступления.
Не буду утомлять вас дальнейшими подробностями. Раздобыв фальшивые документы на имя русского эмигранта, я целых пять лет получал стипендию.
Я посвятил себя изучению химии. Химия - наука убийц, вспомните хотя бы изобретение пороха, выплавку стали, идущей на ножи для преступников и бандитов, или производство отравляющих газов и ядов. И именно этой наукой я и хотел овладеть, подчинив ее своим целям. Разумеется, меня ничуть не интересовало, что химия приносит людям и пользу.
Когда я получил диплом, настала Черная Пятница и мир был охвачен кризисом.
Пришлось поступить по объявлению к Эрвину Абраму Рату. Он платил мне нищенское жалованье, шестьсот крон в месяц, предоставляя еду и жилье. Я отдал свой талант на производство мебельного лака. Я крал у Рата материал, выдавал его рабочим меньше жалованья, чем им полагалось. Они боялись меня, словно дьявола.
Но я оставался у Рата, я ждал своего часа. Мое положение изменилось к лучшему, когда пришел к власти Гитлер. Рат панически боялся, и я мог делать с ним все, что угодно.
В начале оккупации я выдал его гестапо. Я знал, что он скрывается в подвале за зеркалом.
В качестве вознаграждения мне досталась легковая машина и документы на нее, по ним нельзя было установить, что когда-то машина принадлежала Рату. И это все. Они тоже поступили со мной как сволочи.
Однако я сумел завоевать их доверие. Наконец я стал работать в своей области, над усовершенствованием некоторых взрывчатых веществ и способов их использования.
У них были отличные химики, но с многих точек зрения я оказался выше их.
К концу войны я разработал взрывчатый механизм для небольших мин, но держал его в секрете, так как их время уже подходило к концу. Пробную мину я поместил в вентиляционной трубе подземного завода боеприпасов. Она взорвалась точно, секунда в секунду.
Впоследствии я объявил этот взрыв героическим поступком в целях саботажа.
Взрывчатки у меня хватало, но до поры до времени я согласился принять вполне мирную должность на фабрике красок «Колор». Там я проявил себя неплохо. Разработал новый рецепт светящихся красок, сконструировал патентованную машину».
В приемной перед моим кабинетом звонит телефон,
- Вас просят с фабрики «Колор»!
Беру отводную трубку, все еще под впечатлением письма Фалфара.
- Запишите, пожалуйста! Гуго Фалфар - дипломированный инженер-химик, работает здесь с 1946 года. Год рождения 1905. Проживает: Прага XII, Под Виницей, дом 1. Не женат. Родители умерли. В анкете есть запись, что его отец в начале первой мировой войны был казнен за измену родине. Мать умерла в 1918 году. Гуго Фалфар воспитывался в исправительных домах для малолетних преступников. Как исключительно одаренному ученику, ему позволили окончить среднюю школу. Во время учения в Техническом институте Фалфар содержал себя сам.
В начале тридцатых годов был безработным. Потом занял место ведущего химика на фабрике Рата. Во время второй мировой войны был отправлен на работу в Германию. Есть доказательства, что в конце войны в целях саботажа произвел взрыв на заводе боеприпасов.
Такова еще одна версия судьбы Фалфара.
- Запишите, что уже три дня химик Гуго Фалфар не является на работу. Перед этим он жаловался на боли в области желчного пузыря. Считается, что он заболел. Правда, он иногда работает на дому, проводит экспертизы и тому подобное. Пользуется тогда своей машиной и получает соответствующее вознаграждение.
Но на сей раз он не получал никакой служебной командировки. Хорошее мнение о нем как о специалисте не слишком вяжется с его эгоистическим, высокомерным поведением. Часто болеет. Год назад проболел весь отпуск, поэтому взял дополнительно три недели.
Ясно. В это время он играл роль туриста.
И теперешнее его трехдневное отсутствие имеет наверняка совсем иные причины, а вовсе не заболевание желчного пузыря.
- Спросите-ка, - говорю я в трубку, - не видели ли его в течение этих дней и уверены ли они, что он болен.
Нет, никто Фалфара не видел. И никто не может подтвердить, что он болен.
Кладу трубку. Наверно, Фалфар уверен, что он в полной безопасности.
Поворачиваюсь к участковому и говорю:
- Еще не припомнили, где видели этого человека?
Участковый растерянно мнется.
- Еще нет, товарищ капитан.
- Идемте со мной, - приглашаю я его в кабинет, - побеседуем.
Участковый охотно следует за мной, но тут приходит новое сообщение.
Руководитель группы, нашедший Гинека Фаберу, докладывает по телефону:
- Мы только что разыскали в списке машин легковую машину марки «аэро-30», лимузин, номер - П-37 035, владелец - Гуго Фалфар. Адрес: Прага XII, Под Виницей, дом 1. Машина стоит недалеко, в гараже на Градебной улице, 7.
Пришло время действовать! Действовать быстро, ловко и осмотрительно.
- Машину! - говорю я. - Любым способом убедитесь, стоит ли и сейчас автомобиль в гараже. Не теряйте времени, но только чтобы все было тихо. И сразу доложите обстановку! Пока все.
Я снова кладу телефонную трубку. Люди ждут моего решения. Сейчас, пожалуй, не так уж важно получить от участкового сведения о том, где и когда он встречался с Фалфаром. Сначала нужно убедиться, стоит ли на месте, на Градебной улице, 7, машина П-37 035. Во-первых, нужен способный парень для выполнения специального задания.
Долго я не раздумываю. Мой выбор падает на Карличека, он самый недисциплинированный из всех, кто здесь находится, и именно поэтому подходит больше прочих.
- Машина еще в вашем распоряжении, Карличек?
- Да.
- Поезжайте на улицу Под Виницей, дом 1.
Скала делает большие глаза, но Карличек выжидательно смотрит на меня.
Я продолжаю:
- Остановитесь на приличном расстоянии от дома и отправляйтесь дальше пешком. Разведайте обстановку. Мы должны действовать наверняка. У Гуго Фалфара есть взрывчатка, и он, увидев, что ему не избежать ареста, может прибегнуть к ней в любой момент.
Краем глаза я вижу нервную жестикуляцию Скалы. Да и все остальные обмениваются многозначительными взглядами, не исключая даже моих железных рыцарей, Лоубала и Трепинского.
Но я доверяю Карличеку, доверяю его нюху детектива и его таланту разгадывать любые шарады.
- Действуйте согласно обстоятельствам. Лейтенант Скала даст вам двух человек в штатском, вы их туда доставите, и они установят наблюдение. Мы здесь будем ждать сообщений от вас и новостей о машине. И в зависимости от этого организуем операцию.