Глава вторая
В этом году в Анкаре стояла очень приятная осень. Лето было жарче обычного, но уже к началу октября установилась прекрасная, мягкая погода. Каждый день светило солнце и приносило нам столько же радостей, сколько и безмятежное ярко-голубое небо, раскинувшееся над обширной анатолийской равниной. Казалось, в мире царит полное спокойствие.
Для меня день 26 октября мало чем отличался от других. В этот день я занимался различными делами, входившими в круг моих обычных занятий. Рано уехав из посольства, я, конечно, и не подозревал, что с наступлением вечера вся моя жизнь потечет по совершенно иному руслу.
В этот вечер я решил рано лечь спать. Немного почитав, я выключил свет и крепко уснул. Меня разбудил телефонный звонок.
Мой квартирный телефон не работал вот уже несколько дней, и это доставляло нам много неудобств. Как раз перед сном мы с женой сетовали, что телефон всё ещё не работает. Поэтому, услышав его настойчивый звонок, я не очень рассердился, что непременно случилось бы, если бы до этого телефон был в исправности.
Впоследствии я часто задумывался над тем, как стала бы развиваться операция «Цицерон», да и вообще могло ли бы все это произойти, если бы телефонная служба Анкары исправила линию на несколько часов позже или если бы ко мне нельзя было дозвониться в ту ночь.
Еще не совсем проснувшись, я снял трубку. Говорила фрау Йенке, жена первого секретаря посольства. В её голосе слышались настойчивость и тревога.
– Будьте добры сейчас же прибыть к нам на квартиру. Мой муж хочет вас видеть!
Я ответил, что уже лег спать, и поинтересовался, что же случилось, но фрау Йенке оборвала меня:
– Дело неотложное. Пожалуйста, немедленно приезжайте!
Моя жена тоже проснулась. Пока я одевался, мы строили различные догадки о том, какое поручение ожидало меня. Быть может, опять какое-нибудь нелепое предписание из Берлина – такие вещи часто случались и раньше. Выходя из дому, я посмотрел на часы: было половина одиннадцатого.
Через несколько минут машина остановилась у главного здания посольства, выстроенного в старом немецком стиле и состоявшего из нескольких отдельных коттеджей, за что турки прозвали посольство «Алман Кой», то есть «немецкая деревня». Сонный привратник – турок открыл большие железные ворота. Пройдя несколько шагов, я очутился у квартиры супругов Йенке. На мой звонок дверь открыла сама фрау Йенке и в нескольких словах извинилась за беспокойство.
– Мой муж уже лег спать, но он хотел бы видеть вас рано утром. – Затем она указала на дверь гостиной. – Там сидит какой-то очень странный субъект, – продолжала она, – который хочет продать нам что-то. Я прошу вас поговорить с ним и выяснить, в чем дело. Когда будете уходить, пожалуйста, не забудьте закрыть за собой входную дверь. Слуг я отослала спать.
Она вышла, а я, оставшись один в зале, стал размышлять о том, входит ли в обязанности атташе глубокой ночью вести переговоры со «странными» субъектами. Во всяком случае, я решил как можно скорее закончить этот разговор.
Я вошел в гостиную. Тяжелые гардины были спущены, и большая, хорошо обставленная комната, освещённая лишь двумя настольными лампами, казалась более комфортабельной, чем была на самом деле.
В глубоком кресле, стоявшем около одной из ламп, сидел человек. Лицо его было в тени. Он сидел так неподвижно, что его можно было принять за спящего. Он, однако, не спал. Встав, он с тревогой в голосе обратился ко мне на французском языке:
– Кто вы?
Я сказал, что Йенке поручил мне поговорить с ним. Он понимающе кивнул головой. Судя по выражению его лица, теперь хорошо освещённого светом настольной лампы, он почувствовал сильное облегчение.
Казалось, ему уже перевалило за пятьдесят. Его густые черные волосы были зачесаны прямо назад с высокого лба, а темные глаза все время беспокойно перебегали с меня на дверь. У него был твердо очерченный подбородок и небольшой бесформенный нос. В общем, лицо не очень привлекательное. Позже, когда я ближе с ним познакомился, я решил, что лицо этого человека похоже на лицо клоуна без грима, привыкшего скрывать свои истинные чувства.
В течение минуты, показавшейся мне очень долгой, мы молча разглядывали друг друга.
«Кто же он такой? – думал я. – Уж, конечно, не член дипломатического корпуса».
Я сел и знаком пригласил его сесть. Но вместо этого он на цыпочках подошел к двери, быстро отворил ее, а затем молча закрыл. Вернувшись назад, он с облегчением опустился в кресло. В этот момент он в самом деле показался мне странным человеком.
Запинаясь, он начал говорить на плохом французском языке:
– У меня есть к вам предложение – предложение для немцев… Но прежде чем сказать, в чем дело, я прошу вас дать мне честное слово, что независимо от того, примете ли вы его или нет, вы никогда никому не расскажете о нем, за исключением вашего начальника. Ваша болтливость может стоить жизни и вам и мне. Во всяком случае, я позабочусь об этом, даже если это будет последнее, что я сделаю перед смертью, – и он сделал весьма неприятный, но хорошо понятный жест, проведя рукой по горлу. – Даете мне честное слово?
– Конечно. Если бы я не умел хранить тайн, я не был бы сейчас здесь. Будьте добры объяснить мне, что вам нужно.
И я с нетерпением посмотрел на свои ручные часы. Он тотчас же меня понял.
– У вас сразу появится сколько угодно времени, как только вы узнаете, зачем я пришел сюда. Мое предложение чрезвычайно важно для вашего правительства. Я… – он запнулся.
Мне хотелось бы знать, вызвана ли эта заминка трудностью в разговоре на французском языке или он хотел посмотреть, как я буду реагировать.
– Я могу передать вам очень важные документы – самые секретные из всех, какие только существуют.
Помолчав немного, он добавил:
– Их источник – английское посольство. Ну, как? Это вас интересует, конечно, не так ли?
Я старался казаться равнодушным. Первой моей мыслью было, что это мелкий плут, ищущий легкой наживы. С ним надо быть осторожнее. Незнакомец, словно подтверждая мою мысль, сказал:
– Но я потребую денег за эти документы, – очень много денег. Моя работа слишком опасна, как вы сами понимаете, и если бы меня поймали…
Он вновь провел рукой по горлу, но теперь этот жест предназначался не для меня.
– У вас есть определенные фонды для подобных «покупок», не так ли? Или, быть может, ими располагает ваш посол? Во всяком случае, ваше правительство обеспечит вас этими средствами. Я хочу получить за документы двадцать тысяч фунтов – английских фунтов стерлингов.
– Чепуха, – сказал я, – об этом не может быть и речи. Мы не располагаем здесь такими суммами. Надо иметь что-то чрезвычайно важное, чтобы назначить такую высокую цену. Кроме того, мне хотелось бы сначала посмотреть эти документы. Они при вас?
Незнакомец откинулся в кресле, и его лицо снова оказалось в тени. Мои глаза уже привыкли к полумраку, и я заметил на его непривлекательном лице улыбку превосходства. Я не знал, что думать. В конце концов, мне абсолютно ничего не известно об этом человеке, кроме того, что он требовал очень большую сумму денег за документы, якобы взятые из английского посольства. Я молчал, и скоро он опять заговорил.
– Я не дурак. Готовясь к этому дню, я потратил годы, тщательно обдумал все стороны дела. Теперь пришло время действовать. Мои условия вам известны. Если вы согласитесь – очень хорошо, если нет…
Незнакомец подался вперед, и свет от лампы ярко осветил его лицо.
– Если вы не согласитесь, то я предложу эти документы им.
Большим пальцем левой руки он указал через окно, затянутое плотными гардинами, в направлении другого иностранного посольства. После минутного молчания он проговорил сдавленным от злобы голосом: