Пришлось заинтересоваться родными и ближайшими друзьями Стопина. Из родственников в Ленинграде оказался только отец, мать Игоря умерла перед войной. Что касается друзей, то все они были в армии. Подозрительно было то, что отец Игоря никому не сообщал, что Игорь пропал без вести, а на вопросы знакомых отвечал, что обеспокоен его молчанием.
Скоро выяснилось, что у Стопина осталась в Ленинграде жена — Варвара Климова. Они не были зарегистрированы, но жили вместе, своих отношений не скрывали, знакомые считали их мужем и женой. Однако в документах военкомата Стопин указывал: «холост».
Лозин вынул из папки лист бумаги. Половина листа была исписана чернилами, половина — карандашом. Делать записи карандашом запрещалось, но иногда в кабинете было так холодно, что чернила замерзали.
Записи были кратки, отрывисты, напоминали анкету. «Родители — кулаки, сосланы в тридцатом году в Казахстан. В Ленинграде жила у тётки с 1933 года. В 1937-м окончила 116-ю школу. В тридцать восьмом — исключена из комсомола за посещение церкви и участие в церковном обряде (венчание подруги). В 39-м познакомилась со Стопиным на танцах, вскоре сошлась с ним. В 40-м, после присоединения Западной Украины, ездила со Стопиным во Львов. Перед войной вела кружок танцев в районном Доме культуры. На вопрос анкеты, состояла ли ранее членом РКП(б) или ВЛКСМ и по какой причине выбыла, ответила: “не состояла”. С отцом мужа не встречалась, отец не одобрял связь сына, считая Климову легкомысленной.
В начале войны Климова устроилась работать в Радиокомитет дежурной по студии. В конце сентября уволена за потерю пропуска.
Октябрь и половину ноября проработала мойщицей посуды в столовой на улице Марата, дом № 1. Уволена за кражу ста граммов сахарного песка. С ноября работает на хлебозаводе. Дружит с Кормановой, работающей там же».
Лозин подчеркнул строку, где говорилось о потере служебного пропуска в Радиокомитет. О попытках немцев заслать шпионов и диверсантов на радио было известно. Может быть, и Климова устроилась на радио для того, чтобы получить пропуск, на котором имеются печать, подписи, шифр? Для такого предположения достаточно оснований.
Лозин взглянул на часы: сейчас явится Ломов с дополнительными сведениями о Стопине и Климовой. Если эти сведения подтвердят предположение, что Климова знает о предательстве мужа — станет ясно, как с ней поступить.
Сообщение Ломова оказалось неожиданным: выяснилось, что Стопин, кроме Климовой, имел постоянную связь с женщиной, фамилию которой пока установить не удалось. Известно только, что зовут её Ляля, что она красива и имеет какое-то отношение не то к эстраде, не то к цирку.
— Каким образом Климова попала на хлебозавод? — спросил Лозин.
— Несомненно, по этой записке. Вот текст: «Сергей! Это Варвара Климова. Устрой девочку! Пригодится!» А вместо подписи — закорючка.
— Кто этот Сергей?
— Дутов Сергей Петрович. Бывший начальник отдела кадров хлебозавода. Убит в декабре при артобстреле. Записка была обнаружена в его бумажнике. До войны был администратором кинотеатра.
— Надо найти автора записки.
— Занимаюсь этим. Пока выяснил, что почерк женский. И вот ещё подробности. Недавно Климова была у отца Стопина и принесла ему двести граммов белой булки…
— Значит, она, гадина, продолжает воровать! Крадёт булку, которую пекут только для тяжелораненых!
— А главное — она ему внушает, что Игорь жив, что она не верит извещению и что старик должен надеяться на встречу с сыном…
— Вот как?! Похоже, что она кое-что знает о своём сожителе. Не исключено, что Стопин посвятил её в свой план — перебежать к немцам. Если так, то он обязательно попытается связаться с лей. Лучше сейчас её не трогать.
Лозин поднялся: надо доложить начальству дополнительные сведения о Климовой…
Старший майор, тяжело ступая, ходил по большой холодной комнате, его густые чёрные брови резко подчёркивали мучнистую бледность лица.
Увидев Лозина, он подошёл к столу, придвинул кресло и сел.
— Дожили! — сказал он осипшим, застуженным голосом. — Садитесь! Дожили, говорю! Шпионы ходят в Ленинград, как на прогулку! Шпацирен! Туда и обратно! А?
Лозин знал: это вопросительное «а» означает состояние крайнего раздражения начальника.
— Что ж вы молчите? Я спрашиваю, что вы молчите?!
— Не улавливаю существа вопроса, товарищ старший майор.