— Нет, не всё. Вы что — не успели позвонить по телефону?
— По какому телефону?
— Не притворяйтесь, Куликов. Вы знаете, по какому. Впрочем, у вас плохая память: не смогли запомнить номер телефона.
— Какого телефона? — Куликов был не в силах отвести взгляд от газеты.
— Виляете, Куликов, виляете. Глупо и бесполезно. Чей это телефон?
Куликов сделал последнюю попытку уйти от ответа:
— Это же не телефон… Это же дата какая-то…
— Это номер телефона, а не дата, и вы это отлично знаете. Но у вас никудышная память, поэтому я напомню вам номер этого телефона: Д1-01-37. Ну? Вспомнили?
Куликов сник, губы его задрожали. Не давая ему опомниться, Лозин заговорил резко, отрывисто:
— У вас остался единственно правильный путь — говорите правду! Бойтесь упустить этот шанс! Иначе… Вы поняли, о чём я говорю?
— Понял…
— Кто этот человек, которому вы должны были позвонить?
— Мне неизвестно… У меня был только номер телефона…
— Кого вы должны были спросить?
— Я должен был говорить только с женщиной… На мужские голоса не отвечать… Я звонил два раза… мне отвечал мужчина… Больше я не успел… меня арестовали…
— Всё понятно, — сказал Лозин, хотя он ещё многого не понимал. — Женский голос вам уже не мог ответить. Вы догадываетесь, где он находится в настоящее время, этот женский голос?
Куликов молча кивнул головой.
Казалось, Лозин вёл дознание, руководствуясь интуицией, в действительности же многолетний опыт помогал ему мгновенно улавливать состояние преступника. Лозин понимал, что телефонный разговор нужен был Куликову, чтобы договориться о встрече с неизвестным ему «женским голосом», и, конечно, при этой встрече Куликов должен был получить от резидента какие-то сведения. Для этого немцы и забросили его в Ленинград.
— Значит, вам ничего не удалось получить от этой особы? — многозначительно спросил Лозин, делая ударение на слове «ничего».
— Не удалось…
— А если бы удалось, какие последствия это могло иметь? — Лозин понимал, что малейшая неточность вопроса могла поколебать уверенность Куликова в том, что ему уже известно главное. — Как вы думали выполнить своё основное задание, о котором вы до сих пор умалчиваете?
— Должен был оставить её в цехе Кировского завода… незаметно… А последствия? Конечно, цех вышел бы из строя… рабочие могли пострадать…
«Оставить её… цех вышел бы из строя…» «рабочие могли пострадать…» — Лозин облегчённо вздохнул. Наконец-то! Остаётся получить официальное признание Куликова, в котором всё будет названо своими словами.
— Значит, вы должны были получить от немецкого резидента мину и подложить её в ремонтно-тракторном цехе Кировского завода?
— Да… Но я не хотел этого делать… Я думал, получу мину и приду с повинной…
Лозин усмехнулся: такие уверения он не раз слышал от загнанных в угол преступников, цену им он знал.
— Вам известна система мины, которую вы должны были получить?
— «Прилипала» с часовым механизмом.
— Немцы сообщили вам фамилию, имя, отчество этой женщины?
— Нет…
— Как вы должны были обратиться к ней по телефону?
— Услыхав женский голос, я должен был сначала закашляться, а потом сказать: «Говорит лейтенант Щеглов».
— А дальше?
— Она должна была сказать: позвоните тогда-то, в такое-то время. Это означало, что в указанный день и час меня будут ждать у булочной на Невском, напротив улицы Маяковского, там мне передадут мину.
— Кто?
— Не знаю.
— Значит, неизвестный должен был знать вас в лицо?
— Мне приказали держать в зубах пустой мундштук зелёного цвета. По этому признаку он бы меня опознал…
— Хорошо… На сегодня достаточно.
Теперь многое становилось на своё место: исчезновение Куликова немцев не встревожило. Если резидент в эвакогоспитале на свободе и продолжает работать, значит, Куликов не выдал его, дата на газете не привлекла внимания советских контрразведчиков. Не удалась диверсия на Кировском заводе — удастся на хлебозаводе.
Едва увели Куликова, как в кабинет вошёл озабоченный Ломов. Он приехал из госпиталя.
— Ну? — нетерпеливо спросил Лозин. — Докладывайте быстрее! Остаются уже не часы — минуты!
— Телефон у начальника эвакогоспиталя переводной. Звонок к секретарю. Попасть к начальнику можно только через секретаря.
— И этот секретарь — женщина! — воскликнул Лозин.
— У этой женщины усы не меньше ваших.
— Значит, около телефона сидит машинистка.
— Кроме секретаря в комнате никого нет.