— А ты тоже с парнями это дело обсуждал? — спросил я.
— Ну… Нет, — Умурзаков покачал головой. — Я слышал, что кто-то собирался в сушилке вчера, после отбоя. Это ж вы собирались, да?
С этими словами он глянул на Матузного.
— Так точно. Мы, — гордо кивнул он.
— А чего ж нас с Сашей не позвали? — недовольно спросил Вася Уткин.
Матузный вдруг удивлённо обернулся. Замялся на мгновение.
— Ну… Как-то у нас всё было спонтанно. Если по-честному сказать — на эмоциях. Кто зашёл в сушилку, чтоб обо всём поговорить без посторонних ушей, те и стали решать, что да как делать.
Я благоразумно не стал выспрашивать у остальных, кто именно был в сушилке и «решал» за всех остальных, что нам с Лазаревым делать. Вместо этого спросил Матузного:
— И что же вы собрались делать?
— А вот что: подлянки Лазареву чинить надо — вот и всё! Где-то набедокурить вроде как ненароком, где-то приказ не так уяснить… Ну а Лазарев — по нему сразу видать: человек-спичка, полыхнет, если ему что не так. Нету в нём терпения. Вот и выйдет, что он не выдержит напряжения, да сам уйдёт… Не справится, так сказать, с коллективом.
— И что? — Вася Уткин удивлённо приподнял брови. — Вы что, с начальником заставы воевать собрались? А границу кто защищать будет? Это ж тогда прахом всё пойдёт!
— Прахом всё пойдёт, — обернулся к нему Матузный, — если мы останемся с таким начзаставой тут на Шамабаде сидеть. Никакого житья, никакой службы! Он всё своими руками поломает, если будет и дальше такие номера выкидывать. Так не лучше ли первыми в бой пойти?
Умурзакова такой напор Матузного, кажется, напугал. Он совсем притих. Вася Уткин шёл темнее тучи. Я молчал. Слушал, что же дальше будет вещать нам Матузный.
А между тем он вещал очень интересные вещи:
— Потерпим несколько месяцев… да и жертвы будут: кого-нибудь этот Лазарев точно «репрессирует». Но что делать? Или лучше, чтобы мы, а потом и наши новички до конца службы мучились?
— А может, он сам уйдёт? — пробормотал Умурзаков неуверенно и обернулся к Матузному.
— Нам ждать, пока Лазарев на заставе наиграется? — Матузный презрительно окинул Умурзакова взглядом. — Не, так не покатит. Терпеть его никто не хочет. А вообще, знаете что? Я хотел сегодня ещё наших собрать. Снова в сушилке после боевого расчета будем встречаться. Нам надо всем против Лазарева сплотиться, как вчера в канцелярии! Тогда ему точно путь на заставу заказан будет.
Вдруг Матузный принялся на всех оглядываться:
— Ну так что? Кто сегодня в сушилку со мной? Умурзаков, ты как?
— Ну… пойду, наверное, — неуверенно промычал Умурзаков, снова вытирая сапог о мокрую траву.
— А ты, Саша? Придешь?
Я вздохнул, приказал:
— Стой, парни. Перетереть надо.
Бойцы остановились. Уткин нервно глянул на заставу, стены и строения которой уже виднелись впереди и вверху. Видимо, Вася опасался, что нас могут услышать.
— Ты чего, Саша? — недоумённо спросил Матузный.
— Думаю: глупости вы затеяли.
— Это почему же? — Матузный нахмурился.
— Потому что так вы только дисциплину пошатнете. Эффективность заставы упадёт. А Лазарева только злить будете.
— В этом-то и штука! — оживился Матузный. — Пусть позлится как следует, плюнет да уйдёт!
Я ничего не ответил пограничнику. Зато решил, что надо бы мне посмотреть на этих «заговорщиков». Послушать, что они говорят. Посмотреть, оценить, кто заводилы этого «заговора». А потом взять дело в свои руки. Направить недовольство в правильное русло.
— А знаешь, я, пожалуй, приду, — улыбнулся я.
Матузный с удивлением переглянулся с Умурзаковым. Лицо последнего выражало нерешительность.
— Давай, — кивнул Матузный. — Все рады будут тебя в сушилке видеть.
— Ну… — решился Уткин, — ну тогда я тоже приду.
— О! Давай, Вася, — Матузный хлопнул по плечу Уткина, — чем больше народу, тем лучше!
Мы двинулись дальше. До заставы оставалось метров сто, когда мы услышали далёкий рёв танкового двигателя и скрежет траков. Чем выше мы поднимались по тропе к заставе, тем громче был и рокот двигателя.
— Танкисты разъездились? — мрачно спросил Матузный. — Сидели в окопах да на мосту не отсвечивали… А сейчас вдруг давай кататься туда-сюда? Странно это.
Поднявшись на пригорок, мы увидели, что по гравийке, разминая её тяжёлыми траками, двигался Т-62 — тот самый, что долго стоял на правом фланге, прикрывая переправу через Пяндж.
Танк медленно, словно огромный бронированный жук, полз по дороге. Из люка на полкорпуса торчал командир танка — старший сержант Фролов.