— Значит, слушайте, что я думаю, — начал я. — С одной стороны, тут есть те, кто хочет дискредитировать Лазарева неподчинением. А также чинить мелкие неурядицы, чтоб подчеркнуть, что с обязанностями своими он справляется плохо. Так?
— Так точно! — крикнул Матузный.
— Ну.
— Так и думаем!
— Да только, — продолжил я, — только забываете вы, что в таком случае, можете подорвать боеспособность всей заставы. Способность ее выполнять свое прямое предназначение — охрану границы.
— Так она и сейчас уже подорвана! — возмутился Матузный. — Уже все идет через хрен собачий!
— Подорвана, говоришь? — улыбнулся я. — А ты что, в наряды не ходишь? Границу не меряешь шагами? Лазарев вторые сутки как начальник заставы, и по-твоему все прахом уже?
«Саботажники» притихли. Принялись переглядываться. Вдруг Матузный снова подал голос:
— Ну, может быть, еще не прахом, но скоро точно будет!
— Обязательно будет, — согласился я, — если с Шишиги бензин слить, как тут кто-то предлагал, а тревожке надо будет на выезд.
Умурзаков, предложивший слить бензин, стыдливо опустил глаза.
— Ну вот! Саша дело говорит! — встал Нарыв. — Я ж говорю — надо жалобу написать! Надо по официальному каналу идти, чтоб все было как надо! Да, Саша?
— По официальному, через полит отдел — долго, — покачал я головой. — А еще, неэффективно. Или все забыли, как Лазарева с Вакулиным сам начальник отряда покрывал?
Нарыв удивленно округлил глаза. А потом медленно, аккуратно сел на место.
В сушилке повисла тишина. Густая, душная, она душила, сдавливала горло.
Все, кто тут был, уставились на меня.
— И чего ж ты предлагаешь? — решился спросить Мухин. — А? Сашка?
Я вздохнул, прочистил горло и офицерским тоном начал:
— Подлянки — детский сад. Лазарев ждет этого. Это повод кого-то сгноить на губе или отправить на самый гиблый участок. Он выставит нас смутьянами перед отрядом. Мы потеряем моральное превосходство и единство.
Пограничники слушали, не перебивая. Казалось, внимали каждому слову. Наученные армией, они подсознательно почувствовали лидера. А мне это и было нужно.
— Да и второй вариант не лучше, — продолжал я. — Как я уже сказал, Давыдов уже покрыл Лазарева раз, когда мы их задержали. Да и политотдел — гиблое дело. Вакулин там теперь свой. Документ утонет, а Лазарев узнает и будет мстить нам точечно. В общем, это долго и ненадежно.
Я сделал намеренную паузу. Обвел всех присутствующих взглядом. А потом заговорил:
— Есть третий путь. Наблюдать. Фиксировать. Анализировать. Лазарев и Вакулин что-то затевают. Я думаю — это не просто вредный начальник. Нам нужно понять, чего именно они хотят добиться. Тогда мы ударим наверняка, зная их слабое место. А пока — внешне безупречная служба. Никаких глупостей. Помните: Шамабад — это мы. Не дадим им нас расколоть. Возьмем все в свои руки. Ведь мы не мелкие хулиганы. Мы не жалобщики и сутяжники. Мы — пограничники. Так давайте и действовать, как пограничники.
Погранцы молчали. Смотрели на меня широко раскрыв глаза. Все сработало, как я и ожидал. Оставалось сделать последний шаг:
— И сейчас я расскажу вам, братцы, — продолжил я, — как мы с вами будем действовать.
«Совещание» в сушилке закончилось через пятнадцать минут после моего прихода. Пограничники, по одному, по двое, принялись расходиться. Ну, чтобы внимания не привлекать.
Когда мы с Уткиным, Нарывом и Канджиевым поднимались по лестнице, нас вдруг догнал Матузный.
— Слушай, Саша, — начал он с улыбкой, — ну ты, конечно, дал. Я знал, что ты балакать умеешь как надо. Но речь ты толкнул такую, что любой депутат на партсобрании позавидует.
Алим с Нарывом переглянулись. Вася вопросительно приподнял бровь. Я молчал.
— Слушай, а что делать-то будем, когда… — Матузный заговорщически втянул голову в плечи и зыркнул на выход в коридор. Продолжил: — Когда соберем информацию?
— А вот когда соберем, — сказал я, — тогда и решим.
Матузный задумался. Покивал.
— Разумно. Ну лады. Давайте, пойду я, пока Черепанов не просек, что мы тут кучкуемся. Да и наряд у меня скоро. Так что — бывайте!
Когда Матузный обогнал нас и исчез в коридоре, я притормозил остальных:
— Братцы. Есть дело.
Все трое: Алим, Уткин и Нарыв переглянулись. Потом с интересом и некоторым замешательством уставились на меня.
— Слушайте сюда, — я приблизился, положил Уткину и Нарыву руки на плечи. Тогда все вчетвером мы образовали кружок. — Надо бы нам кое за кем тоже проследить.
— За кем это? — удивился Уткин.
— А вот слушай, — я обернулся, глянул, не идет ли кто следом. Никто не шел. — Сейчас все расскажу…