— А чего мне говорить?
Лазарев нахмурился. Подался ко мне и проговорил тихо:
— Меня о тебе предупреждали, но я даже и не думал, что ты станешь такой занозой в заднице.
Я не ответил. Тогда Лазарев вздохнул.
— Ты даже не знаешь, куда лезешь, Селихов. Молчишь? Ну ладно. Тебе же хуже, — Лазарев отстранился, а потом громко сказал: — Старший сержант Селихов. Вы арестованы.
«Попался, — подумал я с ухмылкой, — ты попался, сукин сын».
Глава 8
— Сержант Барсуков, — сказал Лазарев холодно, — наденьте на Селихова наручники.
Барсуков, всё такой же прямой, как обычно, вышел вперёд. В руках у него были наручники. Он приблизился.
Я совершенно спокойно протянул Барсукову руки.
Сержант наградил меня хмурым взглядом. Несколько мгновений мне казалось, что он что-то скажет. Но Барсуков не сказал. Просто защёлкнул браслеты у меня на запястьях.
— Обыскать его спальное место, — бросил Лазарев.
Барсуков с Соколовым принялись шариться у меня по тумбочке. Они доставали и высыпали прямо на пол полупустые ящики. Шарились в высыпанной из них солдатской бытовой мелочи.
— Ничего нет, товарищ старший лейтенант, — сидя на корточках, поднял голову Барсуков.
— Проверьте кровать.
Тогда они стали выворачивать мою кровать: разодрали пододеяльник и одеяло. Разорвали подушку. Вверх дном перевернули матрас. И ничего не нашли.
Лазарев приблизился. Прищурил глаза.
— Где патроны?
— Где и должны быть, — пожал я плечами. — В оружейной.
— Не притворяйся идиотом. Где патроны, которые ты хотел использовать в своей провокации?
— Какие патроны? — хмыкнул я.
Лазарев обернулся к сержантам, замершим за его спиной.
— Растолкайте Петренко. Обыскать и его тоже.
— Есть.
— Есть.
Соколов с Барсуковым вышли из нашей комнатки.
Остальные солдаты недоумённо таращились на всё происходящее. Сонно переглядывались. Некоторые бойцы из других комнаток, разбуженные шумом и голосами, пытались заглядывать к нам в комнату. Их гонял Вакулин:
— Вернуться на свои места! Тут вам нечего смотреть! Нечего, я сказал!
— Ты не отвертишься, — покачал головой Лазарев, — не отвертишься, Селихов. Я знаю о твоих гаденьких планах. Ты…
— Я не сомневаюсь, что вы знаете, товарищ старший лейтенант, — у вас очень внимательный информатор.
Говоря это, я глянул на Матузного.
Тот всё ещё казался сонным, но когда услышал мои слова, любой сон как ветром сдуло с его лица. Матузный побледнел. Несмотря на ночную прохладу, которой тянуло из открытой форточки, у него на лбу выступила испарина.
Лазарев нахмурился. Он понял, что я всё знаю.
— Плохие у вас методы, товарищ старший лейтенант. Если вы, конечно, старший лейтенант, — ухмыльнулся я. — Неуважаемые в солдатской среде. У нас не любят, когда шестёрок к личному составу подставляют.
— Я тебя на губе сгною, — проговорил Лазарев беззлобно, но жёстко, — уж не переживай, найдём, под какую статью тебя подвести…
Я пожал плечами.
— Находите.
— Двести сорок девятая УК РСФСР. Уклонение от воинской службы путём членовредительства или иным способом. От трёх до семи лет… — Теперь нотки в голосе Лазарева приняли угрожающий оттенок.
— Все-то вы знаете, товарищ старший лейтенант, — я даже улыбнулся, — а главное — всё можете узнать. И друзей себе быстро находите. Да, Матузный? Ты как? Сдружился с Иваном Петровичем?
Матузный аж побледнел.
— Саша, да ты чего? Ты чего такое несёшь?..
— Ты чё, думал, мы не знаем, что ты на нас стучишь? — раздался вдруг злой голос Малюги из коридора. — Знаем! Всё знаем! Я думал, ты мне друг, Матузный, а ты падлой оказался!
— Молчать, рядовой, — обернулся к нему Вакулин.
— Падлой и крысой!
Когда сержанты привели к нам перепуганного Артёма Петренко, Вакулин бросил им, указывая на Малюгу:
— Уберите его отсюда.
Соколов схватил Малюгу под локоть.
— Пошли.
— Руку уберите, товарищ сержант!
— Пошли, говорю.
— Не трожьте! Сам пойду!
— Никого не подпускать! — распорядился Лазарев. — Всех держать в комнатах!
Он обернулся к Петренко. Спросил у Барсукова:
— Нашли?
— Никак нет. У него тоже пусто.
Тогда Лазарев спросил Петренко:
— Рядовой Петренко, где патроны?
— К-какие патроны? У меня ничего нет… Я всё сдаю…
— Трофейные. Под китайский автомат типа пятьдесят шесть, которые тебе Селихов передал.
Петренко удивлённо округлил глаза.
— Я… Никто ничего мне не передавал! Да я… Я…
— Нет у него никаких патронов, — сказал я холодно.
Офицеры и сержанты, все как один, уставились на меня.