— Это какое-то самоуправство! — возразил Черепанов. — Вы…
— Вы свободны, — с нажимом сказал Лазарев.
— Идите, товарищ прапорщик, — сказал я. — Не встревайте. Вам всё равно никто ничего не ответит. Не ответит, потому что товарищи офицеры прямо сейчас находятся в полнейшей растерянности. Они рассчитывали, что у них появился повод от меня избавиться, но серьёзно прокололись.
Черепанов хмуро глянул на меня. Потом, под взглядом Вакулина, всё же ушёл.
— Теперь все видят, кто вы есть на самом деле, Иван Петрович, — сказал я. — Вся застава этой ночью поймёт, что вы не тот, за кого себя выдаёте. Что вы чужой. Возможно, даже не пограничник.
Лазарев молчал. Вакулин тоже. Сержанты застыли в абсолютном безмолвии.
— Одевайтесь, — сказал Лазарев. — Товарищ старший сержант. Вы всё ещё арестованы.
— На каком основании? — я хмыкнул. — В чём меня обвиняют? Заговор, который вы тут упорно развенчивали — оказался фикцией. Я намеренно погасил его и поддерживал дисциплину. Занял погранцов делом — они наблюдали за вашими действиями на Шамабаде. Наблюдали пристально и чётко. И делали выводы.
— Одевайтесь. Вы всё ещё арестованы, — словно робот, повторил Лазарев.
Я хмыкнул. Глянул на Барсукова.
— Подайте-ка мне галифе, товарищ сержант. А то в наручниках неудобно.
Когда под конвоем из сержантов меня доставили в канцелярию, там сидел Ковалев. Сидел и писал рапорт.
Отпустив Барсукова с Соколовым, Лазарев бросил замбою:
— Вы свободны, товарищ лейтенант. Идите к себе.
Замбой, невозмутимо писавший что-то на тетрадном листе, поднял на офицеров суровые глаза. Потом глянул на меня.
Я, одетый в галифе, сапоги и майку, держался совершенно непринуждённо.
— Вы свободны, — повторил Лазарев.
Ковалев шумно встал.
— Допишу у себя. Завтра в отряде узнают, что тут происходит…
С этими словами он быстро вышел из канцелярии. Вакулин закрыл за ним дверь. Щёлкнул щеколдой.
Мы остались втроём.
— Думаешь, самый умный, да? — сказал Лазарев хмуро.
— Я думаю, что вы заигрались. И проиграли, — сказал я.
— Ты поставил всю операцию под удар, — покачал головой Вакулин.
— В гробу я видал такие операции, — ответил я холодным тоном.
Лейтенанты переглянулись. Лазарев вздохнул.
— М-да… Не думал я, что с тобой будет так тяжело. — протянул Лазарев.
В канцелярии повисла тишина. Тут было темно. Лишь настольная лампа на столе Ковалева едва разгоняла тьму, окрасив всё вокруг очень тусклым желтоватым светом.
За окном тихо шумел ночной летний ветерок.
Лазарев приблизился. Сунул руку в карман.
Некоторое время мы просто сверлили друг друга взглядами. А потом старлей достал из кармана ключик.
— Руки, — сказал он. — Дай, сниму с тебя браслеты.
Глава 9
Ключик щёлкнул в личинке замка наручников, и Лазарев снял с меня правый браслет. Потом так же и левый.
Я тут же скрестил руки на груди и оперся о стол начальника заставы. Посмотрел на обоих офицеров.
— Это вы, конечно, поторопились, — улыбнулся я, — я предполагал, что может получиться так, как получилось. Но всё же мне казалось, что вы в первую очередь попытаетесь провернуть всё по-тихой. Вызвать меня на разговор, например.
Лазарев молчал и стоял по стойке смирно, словно был на параде. За его спиной, чуть поодаль, глядел на меня Вакулин. Лица обоих лейтенантов ничего не выражали. Из-за игры светотени походили они на какие-то деревянные истуканы, искусно вырезанные из податливой древесины.
— Если вы сняли с меня наручники, — продолжил я, немного погодя, — значит, всё же неплохо понимаете, в какой ситуации оказались. А раз уж притащили меня сюда, значит, хотите что-то сказать.
Лазарев молча подошёл к стенке и взял стул. Поставил его прямо передо мной.
— Ты давай, присаживайся, Саша. Видимо, надо поговорить.
Внезапно в дверь грохнуло. Грохнуло так, что спокойный внешне Вакулин аж встрепенулся. Резко повернулся к двери.
Туда глянул и Лазарев.
— Зараза… — протянул он сквозь сжатые зубы.
Грохнуло ещё раз.
— Открывайте! — закричали из-за двери, и я узнал голос Черепанова. — Это беззаконие! Открывайте, кому сказано! А то дверь вынесем!
Из-за двери, вперемежку с новым раскатом грохота, донеслись возбуждённые крики пограничников.
— Ну вот. Вы добились настоящего бунта своими действиями, — хмыкнул я. — Что теперь будете делать?
Вакулин подошёл к двери. Открывать её он не спешил, а только закричал:
— Товарищи пограничники! Прошу вас, разойдитесь! Нет повода для таких радикальных действий!