— Ты это о чем? — Не понял Слава Нарыв.
— Если враг, — начал я уже совсем громко, — попытается пересечь границу, мы его остановим. Остановим и захватим нарушителей. Вот что мы будем делать.
Нарыв с Уткиным снова переглянулись. На их лицах почти одновременно сменилось несколько выражений — от недоумения до робкой заинтересованности и столь же робкого вдохновения. Вдохновения тем, что они ещё на правильной стороне.
— Хотя знаете, что? — Я ухмыльнулся. — Изменилось и ещё кое-что. Раньше мы были пешками. А теперь — игра пойдёт по нашим правилам. И это стоило того, чтобы добиться от них…
Я указал на ГРУшников.
— … чтобы добиться от них правды.
— Правды… — Рассмеялся Лазарев. — Какая правда? Операция сорвана! Если об этом узнают в отряде — будет трибунал! Вот что!
— Трибунал не трибунал, а свою задачу мы выполним как положено, — сказал я ему строго.
— Но… Но что же нам теперь делать? — Спросил Нарыв, и во взгляде его всё ещё читалось определённое сомнение.
Я улыбнулся. Хлопнул Нарыва по плечу.
— Парочка идей есть.
— Идей⁈ — вклинился Лазарев. — План был идеален! Проработан! А ты, сержант, говоришь — «парочка идей»? Не влезь ты — Тарик Хан к послезавтрашнему утру уже сидел бы в наручниках! Но теперь всё… Благодаря тебе, Селихов, призраки уйдут безнаказанными. Вот какой ценой ты добился своей правды!
— Ты говоришь, что теперь вы не пешки, — подхватил Вакулин, — но что вы сделаете? Вы лишь пограничники. Когда призраки полезут через границу, в лучшем случае вас хватит на то, чтобы их отогнать. Максимум — захватите кого-то из них. Но Тарик Хан хитер. Он с лёгкостью уйдёт от вас.
Я ухмыльнулся. Снова играла старая песня. Снова нас недооценивали. Не сказать, что это меня как-то задевало. В основном — забавляло. Очень смешно бывает смотреть на то, как какой-нибудь офицер пыжится и пытается доказать мне, чего я стою на самом деле. И очень удивляется, когда на поверку всё оказывается совершенно не так, как он себе представлял.
Ну что ж. Только попав в собственное молодое тело, я смог столкнуться с подобными забавными поворотами. С ситуациями, когда тебя недооценивают. Да вот только обычно тот, кто недооценивает, и представить не может, как мне бывает это на руку.
Я вернулся к своему стулу. Снова сел на него верхом и заглянул в глаза Вакулину.
— Знаете, что я вам скажу, товарищ капитан? Я надеюсь, что «Призраки» недооценивают нас так же, как и вы с вашим коллегой.
Вакулин нахмурился.
— Это только слова, старший сержант. И признаюсь, они меня не впечатляют.
— Они и не должны вас впечатлять, — покачал я головой, а потом встал.
Вакулин на миг расширил глаза, но потом сразу скрыл своё удивление. Он прекрасно понял, какой смысл несли мои слова. Не было это ни похвальбой, ни бравадой. Они были свидетельством скрытой силы. Силы, которую опытный капитан ГРУ смог распознать. Смог почувствовать через мои слова.
Тогда Вакулин сделался задумчивым.
— Слушайте, — Лазарев встал, — это уже далеко зашло. Я…
Никто не узнал, что хотел сделать или сказать Лазарев. Не узнал, потому что в дверном проёме появились Малюга со старшиной Черепановым и тёмным, словно грозовая туча, лейтенантом Ковалёвым.
Последний выглядел не просто рассерженным. Он выглядел обиженным. Обиженным, словно школьник, которого старшеклассники-хулиганы обманули на три рубля.
Когда мы ввели Черепанова и Ковалёва в курс дела, оба отреагировали совершенно по-разному.
Сдержанный, как правило, Черепанов просто взорвался:
— ГРУ⁈ У нас тут⁈ — Выдал он сразу же, как узнал, кем являются лейтенанты на самом деле.
А потом заметался по кабинету. Смесь полнейшей растерянности и злости отразилась у него на лице. Он плевался, чертыхался себе под нос, а потом и вовсе закурил, чего никогда не делал в канцелярии, и стал ругаться матом.
— Не выражайтесь при офицерах, — буркнул ему Лазарев. — Перед вами всё-таки капитан разведки.
Черепанов глянул на него как на врага народа, а потом махнул рукой и принялся причитать:
— У вас что, других планов не было⁈ Мы тут границу защищаем! Вот что мы делаем! Е-мае! Это ж кто придумал Тарана снять⁈ Лучший начальник заставы, которого я видал! И че теперь⁈ Всю службу нам тут, на Шамабаде, перекрутили!
— Вы можете возмущаться сколько влезет, — холодно заметил Вакулин. — Решать всё равно не вам.
— Ноги бы пооткручивать тому, кто решил на высокогорной пограничной заставе такие штуки проворачивать! — Черепанов снял фуражку и даже демонстративно покрутил пальцем у виска. — И так бегаешь, не знаешь, за что схватиться! А тут ещё ваши тайные операции!