И все же зам по бою встал. Потом поправил китель.
— Ребята, товарищ прапорщик, — позвал я. — Подойдите. Есть план, как нам все это дерьмо вычистить.
Нарыв с Уткиным переглянулись, но решительно пошли к столу начальника заставы, рядом с которым я уже ждал. Присоединились и Малюга с Алимом. Только ГРУшники остались на местах. Даже не пошевелились.
Когда мы собрались, я смахнул со стола невпопад разбросанные там бумажки. Потом направился к стене и отдернул занавеску, за которой покоилась большая карта участка Шамабада. Снял ее. Разместил на столе.
Остальные затихли в ожидании того, чего же я им скажу. Даже Черепанов с Вакулиным не спешили подавать голос. Только внимательно смотрели.
Я глянул на ГРУшников.
— Товарищи капитаны, просим к столу, так сказать.
Вакулин глянул на Лазарева. Тот недовольно насупился. Только и сделал, что бросил на меня холодный взгляд исподлобья.
— Вы как, товарищи капитаны? — ухмыльнулся я. — Будете продолжать операцию с нами или отсидитесь?
— Какую операцию? Которую вы сорвали? — наконец подал голос Лазарев.
— «Ловца Теней» готовило много людей, — подхватил Вакулин. — К тому же несколько недель. Все должно было проходить в строжайшей секретности не просто так. На то есть серьезные причины. И самая первая — слежка противника. А она осуществляется постоянно.
Я молчал, глядя на капитанов ГРУ. Остальные пограничники тоже ничего им не говорили.
— Не исключено, — продолжил Вакулин, — что «Призраки» скоро узнают о том, что творится тут, на заставе. И могут просто отменить операцию.
— Мы упустили шанс, Селихов, — сказал Лазарев угрюмо, — шанс, которого может больше не представиться.
— Не нравится мне это название, — сказал я немного погодя. — «Ловец Теней». Больно оно пафасное какое-то.
Лазарев в недоумении приподнял бровь. Вакулин просто уставился на меня. Лицо его не выражало абсолютно ничего. Пограничники тоже все как один наградили меня озадаченными взглядами.
— Мне больше вот какое нравится, — улыбнулся я. — Как вам «Большой переполох на маленькой заставе»?
Малюга глуповато хохотнул. Остальные пограничники снова переглянулись.
— Как-то длинновато, — с полной серьезностью заметил Уткин.
— Зато полностью отражает то, что я хочу вам, товарищи, предложить, — я обернулся к капитанам. Сказал им: — ну что, товарищи капитаны? Будете участвовать в нашем маленьком переполохе?
Несколько мгновений оба ГРУшника сидели в абсолютном молчании. Потом Вакулин вдруг хлопнул себя по бедрам, а потом медленно и даже как-то устало поднялся со стула. Пошел к нам.
— Ты это серьезно? — окликнул его Лазарев.
— Вполне, — Вакулин обернулся и заглянул Лазареву в глаза. — Стоит признать, Селихов повел очень хитрую игру, когда вывел нас на чистую воду. Он тщательно наблюдал за нами. А потом использовал нашего же информатора против нас. Вкинул дезинформацию.
Теперь Вакулин перевел свой взгляд на меня. А потом продолжил:
— У товарища Селихова, кем бы он ни был, блестящий аналитический ум и стальная выдержка. Пожалуй, мне будет интересно хотя бы послушать, чего ж такого он может нам предложить в этой непростой ситуации.
— Будет непросто, — покачал я головой. — Но если мы сделаем все правильно и четко, должно сработать.
— Ты слышал его, Емеля? — Вакулин хмыкнул и снова взглянул на своего коллегу. — Говорит, должно сработать. Не хочешь послушать?
Пожидаев, которого мне уже привычнее было называть про себя Лазаревым, несколько мгновений помедлил. Потом все же встал и нехотя отправился к столу.
Все, кто был в комнате, склонились к карте.
— Ну и что? Что делать-то будем? — спросил наконец старшина Черепанов.
— А вот что, — я улыбнулся. — Попробуем обратить события, что произошли нынче ночью на заставе, в нашу пользу. Смотрите, как мы поступим…
Тогда я подробно и четко стал излагать всем свои мысли — план действий. План этот был непростым в исполнении, но совершенно простым по своей сути.
Пограничники слушали внимательно, почти не перебивали. Изредка кто-нибудь из них вклинивался, задавал какой-нибудь вопрос. Я отвечал.
Капитаны ГРУ слушали в полнейшем молчании. Вакулин иногда кивал. Делал задумчивое лицо. А потом вдруг вовлекся. Стал накидывать и свои идеи. Часть из них отвергалась, а часть пришлась очень даже кстати.
Лазарев, напротив, молчал. Он только все больше и больше хмурился. Становился все темнее лицом и все молчаливее.
— Чтобы все провернуть, — сказал наконец Черепанов, когда я закончил, — нужно оповестить остальных о том, что будет тут происходить. Ну… Ну или по крайней мере большинство.