Как только я вошел, Хан уставился на меня.
Я ничего ему не сказал. Только приложил палец к губам — тихо, мол.
Хан нахмурился. Выглядел он не важно. Все его лицо было иссечено поверхностными ссадинами. На морщинестом лбу сияла большая, налитая красным шишка. Но живописнее всего выглядел нос — свернутый моим ударом головы на бок, он слегка неестественно торчал вправо. А еще страшно напух. Под носом запеклась кровь и Хан постоянно шмыгал им, стараясь прочистить.
— Я помню тебя, шурави, — сказал он вдруг на русском языке.
Голос у Хана был глубоким, хрипловатым. Он звучал бы внушительно, угрожающие, если бы не забавная гундосость из-за перелома носа.
— А я тебя знаю, Хан, — ответил я негромко.
Хан не изменился в лице. Даже не нахмурился. Он только звякнул цепочкой наручников, снова попытавшись приподнять руку.
— Твоих рук дело? — Спроси он, потрясая рукой.
— Нет, Хафизулла Амин вернулся с того света, чтобы лично щелкнуть браслетами у тебя на запястье, — сказал я со злой иронией.
Теперь Хан нахмурился.
— Ты спросишь, как мы сюда попали? — Проговорил я, — и откуда я тебя знаю, ведь так?
Я медленно зашагал к Тарику. Тарик молчал. Он замер, словно чутки, готовый к броску снежный барс. Но в этой настороженности было больше напускной бравады. И совершенно никакой реальной угрозы.
— Последнее тебе лучше не знать, Тарик, — сказал я, присев на корточки на некотором расстоянии от Хана, — а кое-что тебе лучше будет все же узнать. Нас с тобой нашли на берегу реки местные. Привезли сюда, в свой дом. А еще они думают — мы с тобой друзья. Советские разведчики, понимаешь ли.
Теперь Тарик Хан хмыкнул. Его разбитые губы искривились в неприятной ухмылке.
— И рекомендую тебе и дальше поддерживать эту же скромную легенду, Тарик. Во имя твоей же собственной безопасности.
— Молодой щенок, — Тарик говорил на русском хорошо, но с явным, плохоскрываемым акцентом, — молодой щенок не только умеет кусаться. Молодой щенок еще и лает неплохо. Лает, и думает, что он воет, словно настоящий волк.
— Старому коту лучше бы закрыть хлебальник, — сказал я очень по-доброму и даже с улыбкой, — иначе одним только сломанным носом он не обойдется.
Хан все это время не прекращал улыбаться. Несколько мгновений он молчал, сверля меня оценивающим взглядом.
— Ты хороший солдат, пограничник, — начал он, наконец. — На удивление хороший. Я давно не дрался с таким ловким и хитрым противником.
Тарик замолчал, но и я не спешил отвечать ему. Недождавшись моего ответа, Хан продолжил:
— Мне даже жаль тебя убивать. Потому, знаешь что я тебе посоветую, юнец? Если хочешь остаться жив, поскорее уходи отсюда. Уходи из этого места, где бы оно не находилось. Возвращайся на свою заставу.
Я снова промолчал. Только хмыкнул ему.
— Ты хороший воин, пограничник, — повторил Хан. — Я признаю твои доблесть и выучку. Потому, разрешу тебе жить дальше. Иди себе, пока не поздно.
— Сильные слова, — кивнул я. — Но бесполезные. Ты не в том положении, Хан, чтобы ставить свои условия. Совершенно не в том.
Улыбочка сошла с губ Хана.
— Если ты хочешь умирать, это твое дело мальчишка. Я лишь предупреждаю. Мои люди уже наверняка знают, где я. Знают, и скоро придут за мной. И тогда тебе непоздоровится. Тогда, молодой шурави, я уже не буду к тебе так великодушен.
— Призраки Пянджа, — сказал я с ухмылкой, — они придут сюда. Так?
В глазах Тарика блеснуло недоумение, впрочем он очень быстро подавил этот блеск. Взгляд лидера Призраков снова сделался бесстрастным и холодным.
— Те самые Призраки, кто нынче ночью оставил большую часть своего личного состава под Шамабадом? Признаюсь, когда я узнал о вас, я был лучшего мнения о «секретном» пакистанском спецназе.
Тарик, дышавший все это время ровно и спокойно, стал нервничать. Дыхание его участилось. Грудь под пакрывалом принялась вздыматься чаще, а сломанный нос забавно засопел.
— Вы проиграли совсетским пограничникам, — проговорил я. — Вы, опытные бойцы, не смогли справиться с восемнадцати и двадцатилетними парнями. Ты сам, проиграл в бою с девятнадцатилетним парнем. Думаешь, ты можешь меня как-то напугать?
— Ты не пограничник, — сузил он глаза, — ты кто-то еще. КГБ? Ведь так?
— Признаюсь, — проигнорировал я слова Тарика, — твои провалившиеся планы были весьма изобретательными. Маяки в вершинах Бидо, Марджара с Молчуном, которых ты туда послал. Весьма изобретательно. Я бы даже похлопал, но что-то не хочется.
Хан стиснул зубы. Поджал опухшие губы.
— Я лично конвоировал обоих твоих людей с Бидо на заставу, когда они попались, Хан. Так что не старайся напугать мня. Не выйдет.