С каждым мигом, пока моя вооруженная рука опускалась, я смотрел на Мариам. Видел страх в ее глазах. Видел досаду на ее лице.
И эти ее эмоции трогали и мою душу. Они пробуждали в ней ледяную ненависть.
— Та-а-а-а-к, мальчик, — продолжал Тарик Хан самодовольно, — А теперь отдай его…
Прогремел выстрел.
Тарик Хан вздрогнул, а потом зашипел от боли сквозь зубы.
Я не терял времени. Не успела кровь потечь из раны на его простреленной ступне, как я бросил пистолет и метнулся к пакистанцу и Мариам.
Схватил девушку за одежду, отстранил от Тарика, а потом что есть силы врезал ему в уже сломанный нос. Хрустнуло еще раз. Теперь сдержанный, твердый словно кремень Тарик Хан просто взвыл от боли.
Он сжался, схватился за лицо, неловко отступил назад и бухнулся спиной о стену. Мариам же упала на мое спальное место. Обернулась, уставившись на нас дурным взглядом.
Я тут же снова схватил Тарика Хана за одежду. Он было попытался мне противостоять и вцепился в ответ, но было уже поздно.
Когда его зверское, окровавленное лицо мелькнуло у меня перед глазами, я немедленно дернул пакистанца, ловко бросил его через бедро.
Высокий, но худощавый Тарик хлопнулся об пол с таким звуком, будто весил больше центнера. Выбил своим телом тучу пыли из ковров. Звякнула какая-то посуда, стоявшая непонятно где.
Я немедленно оказался сверху. Налег на Тарика коленом и принялся хватать его за руки, заламывать за спину.
Хан рычал, плевался кровью. Лицо его быстро превратилось в страшную кровавую маску.
— Мариам, — обернулся я, — у тебя есть чем связать ему руки⁈
Девушка, словно бы очнулась от какого-то сна наяву. Глаза ее были остекленевшими, но тут же прояснились. Она быстро сфокусировала на мне зрение. Несколько мгновений понадобилось девушке, чтобы прийти в себя.
Потом она быстро покивала мне, торопливо поднялась и убежала куда-то во двор.
— Я… Я тебя голыми руками… — Бормотал Тарик, отплевывая кровь.
Речь его представляла собой жуткую смесь из урду, русского и не пойми чего еще. Он ругался, пыхтел, плевался и постоянно грозился меня прикончить.
— Хлебало закрыл, — проговорил я зло.
Хан не послушался, он продолжил бормотать что-то на смеси разных языков. А еще не унимался, норовя вырваться.
Когда я заломил ему руки так, что тот застонал от боли, пакистанец немного успокоился.
Я слегка опустился к нему.
— Меньше б болтал, ты Тарик. А так, твоя болтовня тебя и подставила.
Тут вернулась Мариам. Она принесла кусок какой-то жесткой пеньковой веревки. Когда я взял ее у девушки, тут же принялся жестко вязать Тарику руки.
Теперь Хан молчал. Он уткнулся лицом в ковер и тяжело, громко дышал. Хрипел. Я прямо-таки чувствовал, как какая-то почти осязаемая злость, почти осязаемая досада вырывается из пакистанца с каждым выдохом.
— Мешок, еще нужен мешок, — сказал я Мариам, — есть?
— М-мешок? — Застыла девушка в нерешительности.
— Маленький. На голову ему нацепить!
Мариам убежала снова.
И уже через минуту вернулась с улицы с каким-то грязным мешком, видать из-под овса или ячменя, а еще с тряпкой.
— Если мешок не пойдет, — объяснила она, — глаза ему можно завязать!
— Пойдет! Все пойдет! — Сказал я, — давай сюда все!
Я с трудом засунул Тарику в рот кляп. Для этого мне даже пришлось взять его за волосы и изо всех сил потянуть. Чуть скальп поганцу не оторвал, но заставил раскрыть пасть и затолкал внутрь тряпку.
Тогда Тарик принялся злобно, с трудом сопеть при каждом вдохе. Он отсмаркивался от крови, изо всех сил стараясь прочистить нос.
На глаза я намотал ему остальную часть тряпки. Потом Мариам помогла надеть ему на голову мешок. Перемотать его на шее, чтоб не развязывался.
Только тогда я отпустил Хана и встал. Выпрямился, одергивая китель и отряхивая его от пыли.
Мариам, переводя дыхание, сидела на полу и смотрела на лежащего у своих ног Хана. Тот тоже лежал без движения. Только глубоко, с трудом дышал. Из раны у него на ноге шла кровь. Уже целая лужица на палас натекла.
Судя по месту, куда я попал, я решил, что скорее всего отстрелил ему большой палец. А может даже пару пальцев.
— Ему нужно перевязать рану, — сказал я, — а то не дойдет.
— С-сейчас… — Девушка быстро встала, — с-сейчас… У меня есть травы, чтобы промыть…
Она побежала было в женскую комнату, но я остановил девчонку. Окликнул:
— Мариам.
Та замерла, обернулась.
— Ты мне скажи, — начал я беззлобно и даже не строго, — ты зачем в дом вернулась-то?