— Я пойду с тобой! Я буду им переводить!
Застыв, я снова бросил взгляд девушке. Теплый взгляд.
— Ты ведь сможешь защитить меня, если что… — Смутилась Мариам и снова побронзовела от своего смущения.
— Смогу, Мариам.
Тогда мы вышли наружу. Первым я вытолкал к народу Хана. При этом какой-то бородатый мужик, лет пятидесяти, испуганно отскочил от двери. Кажется, стучал именно он.
Я пнул Хана по голени, заставив его опуститься на колени. Девушка робко вышла следом и остановилась за моей спиной.
Во дворе собралось человек десять мужчин. Одетые по-простому, в белые рубахи, тюрбаны, тюбитейки и чалмы, они на миг затихли, увидев эту странную картину: перед ними стоял вооруженный советский пограничник, у ног которого оказался некто с мешком на голове.
А я наблюдал за ними. Анализировал. Мужчины оказались разновозрастными. Младшему было около шестнадцати. Старшему — за шестьдесят. Но главное — они были вооружены. Местные взяли с собой палки, какие-то дубинки и даже камни. Один из них, мужик лет сорока, даже притащил с собой старую винтовку-берданку.
Их молчание продолжалось недолго.
Потом они, все как один, загомонили. В голосе я слышал возмущение. А еще — страх.
— Они спрашивают, — начала переводить Мариам, словно бы не зная, за какой из голосов зацепиться, — спрашивают, кто ты такой. Почему тут стреляли. Спрашивают, кто этот человек…
Девушка указала на Хана.
— … и почему он ранен и связан.
Я покивал ей.
— Переводи мои слова предельно точно, — сказал я.
— Да. — Ответила Мариам.
В голосе ее слышалась какая-то смесь страха и решительности. Девушка сейчас, в этот самый момент переступала через себя. Она была храброй. Воистину храброй.
Гомон все не унимался. В толпе то и дело мелькали недовольные, злые лица. На нас с Мариам постоянно обрушивались злые вскрики и дерзкие вопросы.
Когда я поднял руку, пуштуны не сразу, но затихли. Только один из них, тот что стучал, что-то крикнул мне вопросительно.
Я не обратил внимания на его слова.
— Я — старший сержант Селихов, — сказал я громко и четко. — Я — советский пограничник…
Я говорил, делая после каждой моей фразы непродолжительную паузу. Мариам, подстроившись под мой темп речи, торопливо, но громко бормотала что-то на пушту. Переводила собравшимся мои слова.
— Этот человек, — я кивнул на пакистанца, — майор Тарик Хан. Офицер пакистанского спецназа. Диверсант. Он напал на меня и на Мариам. Я его обезвредил.
Теперь голос Мариам изменился. Если сначала она бормотала, то теперь заговорила гораздо громче, гораздо увереннее. И пусть голос ее дрожал, но она пыталась подражать моему собственному тону. Пыталась, чтобы и на пушту слова, что говорил я этим людям, звучали так же весомо, как и по-русски.
— Я должен доставить его на советскую территорию, а потом сдать моим товарищам пограничникам, — продолжал я. — Поэтому сейчас я и этот человек — уйдем. Вы должны отойти, положить свое оружие и не вмешиваться. Я никому не хочу причинять вреда. Но если вы нападете — буду защищаться.
Мариам перевела последнее мое слово. Тоже замолчала. Афганцы затихли. Застыли без движения, уставившись на меня своими удивленными и недоуменными взглядами.
— Давайте разойдемся по-мирному. По-хорошему.
Мариам перевела.
Тишина продлилась недолго. Почти сразу я услышал робкие шепотки, смущенные голоса. Афганцы больше не казались враждебными. Скорее, растерявшимися. Пребывавшими в замешательстве. Они бормотали что-то между собой. Смотрели то на меня, то на Тарика Хана.
В нерешительности афганцы принялись мяться во дворе, не зная, что же им предпринять.
— Будь здесь, — сказал я Мариам, а потом подтолкнул Тарика. Следом пошел сам, прямо в толпу.
Мужчины принялись медленно расступаться. Провожать меня опасливыми, недоуменными взглядами.
Кто-то выбросил палку. Кто-то камень. Затем и другие стали прятать свое оружие.
Шагая к невысокому сплетенному из прутьев заборчику дома Абдулы, я уже знал, что так просто не покину это место. Знал, потому что видел, как по улице в нашу сторону идет старейшина Малик со своими крепкими родственничками.
Старейшина шел медленно и чинно. Теперь он опирался на нетолстый посох. Молодые афганцы сопровождали его, следуя по оба плеча от своего старшего родственника. У обоих были недобрые лица.
Мы встретились, когда я вышел со двора.
Увидев своего старейшину, остальные афганцы медленно и неуверенно подтянулись за нами. Я оказался в окружении.