— Ты лжешь, бесчестный мальчишка! — закричал Малик. — Он лжет!
Потом он стал кричать эти слова и на русском, и на пушту.
Однако это не сильно помогало. Не сильно, потому что люди стали кричать на старейшину. Недовольно махали на него руками и палками. И все лишь потому, что они знали. Знали правду, но боялись говорить. Им нужна была лишь небольшая, совсем крохотная искорка, чтобы разжечь это недовольство.
— Лжец! Пусть Аллах пошлет на мою голову все несчастья мира, если этот человек не лжец! — кричал Малик Захир, осматривая разволновавшуюся толпу.
— И теперь он хочет схватить меня и этого пакистанца! — кричал я едва ли не в лицо старику. — Но зачем⁈ Ради того, чтобы уберечь⁈ Хорошо ли он уберег несчастного Бехзада⁈ Хорошо ли он уберег его бедную вдову и ее детей⁈ Нет! Ему на нее наплевать! Вы все это знаете! Знаете, что я прав! Знаете, потому что живете рядом с этим бесчестным человеком!
Крепкие родственнички Малика схватились за дубинки. Повытягивали их из-за поясов. Стали пугать меня, бросаясь вперед и крича.
Я спокойно снял с плеча винтовку Абдулы.
Тогда оба они, все еще злые, все еще возбужденные, отступили на шаг. Затихли, все так же злобно сверля меня глазами.
— Он лжет! Аллах свидетель, что я всегда желал только добра моему народу! — кричал Малик попеременно то на русском, то на пушту.
В кишлаке кипело. Люди, даже женщины, выходили из домов. Стягивались посмотреть, что же тут происходит. Глазели на меня и всех собравшихся. Кто-то из них под тяжестью моих слов присоединялся к недовольным. Кто-то просто молчал и наблюдал. Кто-то кричал злые слова и мне. Видимо, это были сторонники Малика. И все же таковых оказалось абсолютное меньшинство.
— Но кто по его воле убил Бехзада? Кто мог это сделать? — продолжал я. — Кто, кроме разгромленной банды Шахида? Банды, которая снова объявилась именно здесь, именно в этих местах!
— Дерзкий мальчишка! — Малик оскалился, показав мне немногочисленные, страшные зубы. — Ты обвиняешь меня в сговоре с преступниками⁈
Я глянул прямо в глаза старику. А потом спокойно, но громко произнес:
— Да. Именно это я и делаю.
Толпа за моей спиной и впереди разволновалась настолько, что Мариам, продолжавшая неустанно переводить, испуганно заозиралась вокруг.
— Ах ты!..
— А чем занимался Шахид? Он похищал людей, — перебил я Малика. — Похищал, а потом приходил к вам же за выкупом. Так, может, и ты, Малик, хочешь отдать нас этому душману? Все знают, что советский солдат — лакомый кусочек для таких, как Шахид. Разве не так?
Старик застыл в каком-то ступоре. Глаза его нервно бегали по толпе. В растерянности его родственнички кричали на окружающих, но крики их тонули во всеобщем рокоте толпы.
Стоило лишь разжечь крохотную искру, чтобы начался пожар. Пожар, который испепелит сначала весь авторитет Малика Захира, а потом, очень может быть, что и его самого тоже.
— Он хочет получить выкуп за нас, — продолжал я громким, сильным, но спокойным тоном, — и я уверен, что и он, и душманы — все получат тут свою выгоду. Все, кроме вас.
— Уберите! Уберите этого лгуна! — кричал Малик и подкреплял свои слова выкриками на пушту.
Он схватил высокого, словно каланча, родственничка, который отмахивался от какого-то мужчины, что подошел сбоку и зло кричал что-то на пушту, указывая пальцем на Малика.
— Уберите его! — бессильно кричал старик, порываясь уйти. Да вот только местные преграждали ему путь, не давая уйти.
Кто-то из его людей даже затеял драку, стал оттаскивать других мужчин от Малика, то ли чтобы подобраться ко мне, то ли чтобы расчистить путь своему «кулаку».
Малик понимал, что полностью потерял контроль над толпой. Понимал, но все равно из последних сил старался сохранить, как он считал, лицо. Он зло кричал, оправдывался, указывал на меня посохом, обвиняя во лжи.
— Да только он не задумывается, — невозмутимо продолжил я, — он не задумывается, какой гнев он навлечет на весь кишлак, если сдаст нас своему подельнику Шахиду. Это будет страшный гнев. Гнев советской армии. Малик Захир не думает о вас. В голове у него только собственная выгода. Продав меня душманам, вместе со мной он продаст им и всех вас. Вы хотите этого? Вы согласны рисковать жизнями своих жен, жизнями своих детей и своими жизнями ради кашелька этого человека?
Я закончил свою речь, и спустя пару секунд ее перевод договорила Мариам.
Толпа взорвалась. И в тот самый момент я увидел в глазах Малика настоящий, искренний и неописуемый страх.
— Я пограничник. Мой долг — защищать границу от таких, как Хан. Я ухожу. Ухожу прямо сейчас. И веду его с собой. Если вы остановите меня — вы станете соучастниками предательства Малика и врагами моей Родины. Выбор за вами. Но помните о Зейнаб. Помните о Бехзаде. Ваш лидер — волк в овечьей шкуре.