Когда я закончил свои слова, мне уже приходилось прилагать усилия, чтобы перекричать толпу. А толпе будто бы и не нужно было больше никаких слов. Они ринулись на Малика, стараясь схватить его, стараясь что-то ему сказать. Кто-то, наверняка, желал расправиться со стариком в давке.
Весь страх, все обиды, что копились в умах этих людей долгие годы, в одночасье выплеснулись на Малика Захира.
— Помогите… Помогите мне уйти отсюда! — кричал слабым, бессильным голосом Малик, вцепившись в рукав Насима, пытавшегося отбиться соседа по имени Фарух, одного из должников Малика.
Фарух кричал, размахивал палкой, пытаясь дотянуться ею до старика.
Старейшина пребывал в полнейшем ужасе, он жалостливо вертел головой, но видел вокруг только злые лица. Лица людей, наседающих на него и его внуков. На его подручных, что пытались удержать разбушевавшуюся толпу, что кричала и волновалась за спиной.
Малику было уже не до шурави. Он даже не видел этого молодого человека. Казалось, этот Саша и его пленник просто растворились в толпе, стали частью ее, когда она поперла на Малика. А может быть, он просто ушел. Исчез, испарился, воспользовавшись ситуацией.
— Насим! — взмолился Малик, стараясь привлечь внимание своего внука.
Ясин тоже был занят. Он разом отмахивался от троих безоружных мужчин дубинкой.
— Он лгал! Он вам всем лгал! Ради Всевышнего! Вы потеряли разум, братья мои⁈ — кричал Малик в иступленном ужасе.
— Правду говорит шурави! Про Зейнаб все знают! — закричал грузный и бородатый Махмуд, указав на Малика палкой. — Все знают, что это ты расправился с ним!
— Это ложь! — только и смог ответить Малик.
— А Шахид? Малик, отвечай нам перед лицом Аллаха! Говорили, ты с ним водился! — прозвучал зычный, тонковатый мужской голос над толпой. Малик не знал, кому он принадлежал.
Но то обстоятельство, что голосу стали вторить и другие, привело старейшину в еще больший ужас.
— Ростовщик! — крикнул кто-то третий. Голос был низкий, грубый, но громкий. — Он давал мне зерно весной, а осенью требовал вдвое! Это же риба!
Последняя фраза стала тем, что напрочь сорвало толпу с поводка.
Среди прочего крика, гама, звуков завязавшихся тут и там драк Малик услышал разномастные голоса:
— Риба! Риба!
— Харам!
— Бесчестный!
— Харам!
И тогда он увидел, как толпа вдруг схватила Насима, буквально оттянула его в сторону и принялась бить.
Прежде чем Ясин успел схватить своего деда за плечи и защитить собой, Малик успел увидеть, как Насима завалили на землю, принялись бить палками и ногами.
Страшная пыль поднялась от топота многочисленных ног. Крики, гам, звуки ударов и злобные выкрики — все смешалось в один сплошной поток шума. Он, словно гул горной реки, вливался в уши, не давая больше ничего услышать.
Когда Малика потянули в сторону, он уже был сам не свой. Старик полностью растерялся. В сердце его закололо. Воздух с трудом проникал в грудь. Он не мог надышаться. Тяжесть старости будто бы увеличилась стократно.
Он понимал немногое. Понимал, что Ясин пытается защитить его от разъяренной толпы. Понимал, что к его внуку присоединились еще двое или трое его людей. Когда Малик уже не мог идти сам, его понесли — кто-то буквально закинул старика на закорки.
Они отправились вверх по улице, к дому старейшины.
Когда Малик обернулся, чтобы посмотреть, что же происходит там, за его спиной, он увидел, как его немногочисленных людей — пятерых или семерых мужчин — отчаянно бьет толпа не меньше чем из тридцати человек.
— Занесите… — простонал Малик, стараясь отдышаться, — занесите меня в дом! Немедленно!
Когда они забежали в широкий, обнесенный дувалом двор дома старейшины, Ясин затащил Малика в дом. Еще трое приспешников старейшины остались во дворе, чтобы затворить большие деревянные ворота.
— Проклятый шурави! — кричал разъяренно Ясин, стараясь высмотреть что-то в крохотных окошках большого светлого мужского зала. — Если б не он…
— Внук мой… — хрипловато дыша, позвал его Малик с широкой тахты, устланной верблюжьими одеялами и подушками. — Внук…
— Дедушка!
Ясин кинулся к старику.
— П-принеси мне… — борясь с собственным дыханием, очень слабым, тихим голосом, начал Малик. — П-принеси голубя с голубятни. Я… я напишу послание Шахиду…
Мы протискивались сквозь бушующую толпу недолго.