Тогда я снова прицелился. Расстояние между нами составляло метров двести. Эти сукины очень скоро они поймут, откуда я бью.
Моя главная цель была такова — попытаться рассеять врага. Нанести им такие потери, чтобы вынудить отступить. Я понимал, что вряд ли уничтожу всех. Но обратить их в бегство было более чем реально. При определенном везении, конечно.
Я быстро выцелил нового душмана — бойца в пестром халате и тюрбане. Если повезет — это будет лидер. Убью его — сукины дети разбегутся.
Я прицелился. Взял небольшое упреждение. Выстрелил.
Хлесткий звук выстрела разнесся по округе звонким эхом.
Душман в пестром халате, сжимавший в руке старую мосинку и оглядывавшийся, вдруг вздрогнул, перевалился через круп лошади прямо на ходу и рухнул на землю.
Остальные духи тут же кинулись вперед, к тому холму, что рос у них на пути. Значит, я подстрелил не лидера, а какого-то рядового душмана.
Я принялся перезаряжать винтовку.
План у меня был нехитрый.
Там, где я встретился с отцом и братом Мариам, была овечья отара. Ее мы оставили на вершине холма. Расчет был на то, что Малик Захир сообщит своему дружку Шахиду, что Мариам ушла со мной, и я, скорее всего, поведу ее к Абдуле. И старейшина несомненно знал, куда именно старый пастух выгоняет своих овец на выпас. По моей задумке отара должна была послужить приманкой. Послужить маяком, на который купятся душманы. И они купились.
Я же занял позицию на вершине другого холма. Позиция была не слишком удачной — немного дальше, чем нужно было бы. Но второй холм, который я рассматривал как стрелковую точку, по моему мнению, оказался еще хуже. Был он шире, но ниже и расположился слишком близко к отаре.
Выбор был хоть и компромиссным, но лично для меня очевидным.
А вот Абдула со своей семьей укрылись в другом месте. Они ушли дальше, на север, к Пянджу. И к моменту, когда душманы оказались в моем поле зрения, должны были преодолеть не меньше полукилометра и укрыться в каком-нибудь подходящем месте.
По моему плану, пока душманы гонят своих лошадей к отаре, я должен был обстрелять их с фланга. Они не сразу поймут, откуда ведется огонь. У меня будет фора, пока душманы наконец вычислят меня а потом подойдут достаточно близко ко мне. Тогда мое оружие уже станет бесполезным. Если к этому времени я не успею убить достаточно — начнутся проблемы.
Да, план был отчаянный, в чем-то самоубийственный, но я действовал так, как привык — исходя из тех возможностей, что имелись у меня прямо здесь, прямо сейчас.
Но главной проблемой для меня было не время, не старинная архаичная винтовка с ограниченными патронами и даже не реальная возможность лишний раз промазать на таком расстоянии. Главной проблемой был Хан.
Я не мог послать его вместе с Абдулой, Мариам и Каримом. Хитрая пакистанская змеюка могла как-то воспользоваться тем, что меня нет рядом. А значит — попытаться сбежать. Если не хуже. Короче — я рассудил, что не могу подвергать старого пастуха и его семью опасности.
А значит, придется рисковать самому и взять поганца с собой.
Когда я занял стрелковую позицию на вершине холма, уложил Хана рядом с собой. Пришлось связать Призраку ноги Каримовым кушаком и заставить лечь на пузо, чтобы он не мог сбежать.
И все же Хан отвлекал. Приходилось постоянно следить за ним, чтобы Тарик чего не выкинул. Ведь я был уверен — он предпочтет попасть в плен к душманам, чем к шурави. Если, конечно, ему не повезет, и бандиты не пристрелят Тарика, как только подберутся достаточно близко.
Нужно было заставить их повернуть назад до того момента, когда они взойдут на холм.
Как я и предполагал, душманы не поняли, откуда стрельба. Они решили, что огонь ведется из-под отары, что стрелок скрывался где-то между овец.
А потому, как только упал пестрый халат, они собрались и снова припустили к холму, на вершине которого видели овец. И даже открыли огонь куда-то в ту сторону.
Долина почти тут же наполнилась шумом стрельбы: хлестко щелкали винтовки, когда душманы палили из них прямо на ходу. Я расслышал даже высокий, пронзительный треск ППШ и более тяжелый и размеренный — автомата Калашникова.
Душманы принялись отдаляться от меня, следуя к холму.
Когда я выстрелил в третий раз, эта пуля оказалась неудачной. Поддавшись ветру, она изменила траекторию. Я видел, как за одним из всадников поднялся фонтанчик пыли. Тогда я принялся торопливо перезаряжать винтовку.
Хан, лежавший поначалу спокойно, после третьего выстрела вдруг заворочался. Стал мычать сквозь свой кляп.
— Заткни хлебальник, — прошипел я злобно.