— Это вам не помогло, — сказал я, приближаясь к Тарику.
— Видели, как ваши командиры ослабили охрану границы. И знаешь что? Это казалось мне очень странным. Очень подозрительным.
Я ничего не ответил. Только замер за пять шагов от Хана.
Тарик все еще лежал и внимательно смотрел на меня. На лице его все так же горела недобрая ухмылка.
— И в то же время это казалось отличной возможностью для наступления, — продолжил Хан, а потом пошевелился, с трудом уселся.
— Не двигайся, — сказал я, возобновив шаг.
— У меня было много времени, чтобы подумать, — несколько гнусаво проговорил Хан, поднимаясь. — И знаешь, что я решил? А правда ли тот мятеж, которым вы вынудили нас перейти границу, был просто спектаклем? Правда ли вы пошли на такую нетипичную, рискованную хитрость? Правда ли каждый пограничник на вашем Шамабаде знал, что за рекой есть Призраки, которые только и ждут, когда бы напасть?
Я невозмутимо приближался, чтобы снова обезвредить и стреножить Хана.
— Или же все у вас было взаправду? — Хан показал в улыбке грязные зубы. — Я давно знал, что ваши спецслужбы наблюдают за нами. Что они готовят нам ловушку. Но что, если их собственная же ловушка сыграла и против них, а? Армия — консервативная штука и тяжело принимает любые изменения. Особенно служебные. Может, и мятеж был настоящим?
Я приблизился и направил винтовку на Хана. Прямо в лицо.
— Лежать.
— Я нужен тебе, чтобы отмазать кого-то от трибунала, так? Ты думаешь, что приведя меня к Советами в одиночку, они учтут это как смягчающее обстоятельство? А может и вовсе, как удачную операцию?
— Лежать, — сказал я, — или я прострелю тебе и вторую ногу.
Я направил ствол винтовки Тарику в колено.
Тарик хмыкнул. А потом кивнул куда-то вперед.
— Мне кажется, стрелять тебе нужно не в меня.
Я резко обернулся.
В миг увидел, как на вершине холма показались трое душманов. Как один из них целится в меня из пистолета. Не думая ни секунды, я выстрелил в него первым.
Душман тут же выгнулся дугой, вскинув руки, а потом завалился ничком. Боковым зрением я заметил, как Хан припустил бежать изо всех сил.
Остальных душманских недобитков смерть их товарища ни капли не смутила. Один из них вскинул мосинку, выстрелил по мне, но на бегу промазал. Когда попытался передернуть затвор, то не справился с ним. Тогда просто откинул винтовку и достал большой кривой нож.
Последний же прихрамывал и тоже вооружился холодным оружием — он сжимал в руке длинный кинжал.
Они бежали ко мне. Бежали с дикими криками и изуродованными жуткими воинственными гримасами лицами.
Я методично, но быстро щелкнул непослушной скобой. Кивнул винтовкой назад, чтоб освободить казенник от гильзы. А потом, когда нас разделяли около шести шагов, понял, что не успею зарядить новый патрон.
Тогда я просто перехватил винтовку наподобие дубины. И огрел ею первого, запрокинувшего нож для удара духа, по голове. Тот завалился в сторону и покатился куда-то вниз по склону.
На меня тут же налетел второй, с кинжалом. Душман был худой как палка, но высокий. Он сбил меня с ног, и вместе мы рухнули в траву, сцепившись, покатились следом за первым.
На ходу расцепившись, мы очень быстро оказались под холмом.
Я медленно поднялся. Остальные душманы, лежащие на земле, тоже зашевелились. Принялись вставать. Когда поднялись, я заметил, что и они тоже растеряли свое холодное оружие.
Они стояли передо мной, переглядываясь и глубоко дыша. Я, вздохнув несколько раз, чтобы продышаться, кивнул дылде, что свалил меня с ног. Потом жестом подозвал: нападай, мол.
Душман оскалился и кинулся на меня. За ним и второй. Я заметил, что у второго было уродливое, рябое и бугристое от оспин лицо и редкая борода.
Дылда согнулся, попытался сбить меня с ног, врезавшись плечом в живот и сцепив руки на моей пояснице. Не долго думая, я сделал руки замком и изо всех сил дал ему по хребту. Потом еще и еще раз.
Третий удар выбил из духа все дыхание. Я почувствовал, как ослабла его хватка. Схватил за одежду и отпихнул.
Когда дылда завалился на землю, ко мне подскочил рябой. Он замешкался, потому что схватил большой камень, которым пытался огреть меня по голове. Я схватил его за руку, потом за арафатку, а вместе с ней и за волосы. В следующий момент ударил душмана в лицо лбом.
Тот выронил камень, а я дал ему под дых сначала кулаком, а потом, схватив за одежду, добавил еще и коленом. Душман опрокинулся. Принялся корчиться от боли.
Тут поднялся на ноги дылда. Теперь он был намного аккуратнее. Не стал налетать сразу. Душман уставился мне в глаза, медленно, растопырив руки, пошел полукругом. Я, сгорбившись, напряженный как струна, внимательно следил за каждым его движением.