Портье улыбнулся, увидев нас.
— Надеюсь, вам понравилось, — весело сказал он.
Неожиданно я заметил, как растрепались волосы моей любимой девочки, и насупился. Жена же мило улыбнулась в ответ.
— О, да, — промурлыкала она.
— Наверное, завтракать вы будете поздно? Может, к обеду?
— Нет, лучше вовремя, — возразила Джинни. — Мы пока не хотим спать.
Он сдержался, чтобы не расплыться в понимающей ухмылке. Вес, который оттягивал мне плечо, напомнил, что нам еще много что предстоит сделать. И откладывать нельзя. Нет, не о том ты подумал, парень. Черт! А ведь неплохо бы…
Мы вошли в номер, заперли дверь и вывесили табличку „Не беспокоить“. Я выскользнул из пальто, взял в руки меч и осторожно положил его на стол. Джинни встала рядом. Не знаю, сколько времени мы простояли, глядя на оружие. За шторами разгорался день. У меня едва не сдали нервы, когда я услышал шаги постояльцев на лестничной площадке.
— Ладно, давай начинать, — очень мягко произнесла Джинни. Она достала палочку и занялась приготовлениями. Потом отступила на шаг, вся настороже, и кивнула мне: — Вытащи его из ножен.
„И посмотрим, что получилось!“
Я взял ножны в левую руку, поднял оружие. Ладонь правой руки плотно обхватила рукоять, так что свободного места там не осталось. Я подумал о том, что так удобнее держать оружие, да и люди раньше были помельче. Медленно я вынул клинок.
Сталь темно взблеснула. Мне припомнилась строка из „Беовульфа“: „смуглый клинок“. Но этот отличался красноватым оттенком и волнистой насечкой. Созданный гномами, чтобы рубить камень и сталь, чудовищ и колдунов, — что заключено в нем? Какие молоты ковали его, какой жар закалял, какие руны и песни укрепляли его железное тело? Я взмахнул оружием. Хотя моя ладонь еще не привыкла к мечу, он казался мне продолжением собственной руки. На меня обрушилось ощущение пробудившейся жизни.
Тишину прорезал звук, словно кто-то откашлялся.
— Ага!
Я выронил ножны на ковер.
— Привет-привет, милорд, миледи! — прозвучал хриплый и грубоватый баритон. — Черт, как здорово снова быть свободным! Валялся там, сдыхал со скуки, ни хрена не мог поделать… Прошу прощения за мой язык, миледи… Чем я занимался с тех пор, как Проснулся? Только слушал! Пятьдесят лет? Сто? Как по мне, так всю тысячу! Это ж нарушение всяких прав. Напишу письмо в „Таймс“. И подкину вопрос в парламент, пусть знают. А если ухом не поведут, значит в Англии не осталось порядка и справедливости, клянусь богом!
Ничего умного в голову не шло. Меч дрожал у меня в руке.
— Э, я… рад… приветствовать вас, — проблеял я. Ну как пожать руку мечу? Еще отхватит лезвием все пальцы.
Джинни пришла в себя быстрее. Ей чаще приходилось сталкиваться с Созданиями. А я все-таки простой волколак.
— Это большая честь для нас, сэр, — сказала она. — Простите, но, прежде чем мы продолжим разговор, как бы вы хотели расположиться?
Да уж, не могу же я все время держать его в руках, а сразу положить его на стол как-то невежливо.
Вероятно, дух, зачарованный в мече, мог видеть, как и мы, да и разговаривать. И кто знает, что он еще ощущал? Я представил холодные голубые глаза под косматыми бровями, которые стреляют по сторонам.
— Вон туда, — приказал он. — Вот на ту штуку в углу, как там она называется? Лучше места не сыщешь. А где это мы? В каком-нибудь поместье благородного лорда? Честно говоря, меблишка тут паршивая. Ни одного гобелена, стены голые!
— В таверне, сэр, — объяснил я этому кошмарному викингскому тесаку, устраивая его на подставке для зонтов. — Многое изменилось с тех пор, как вы… как вы побывали в последнем деле.
— С последнего Пробуждения, ты хочешь сказать, паренек. Я заснул… сейчас скажу… Последний раз я веселился на, м-м, Тенчебрай. Точно, на Тенчебрай. Правил тогда Генрих. Я недавно вернулся из Константинополя. Да, Тенчебрай. Мы тогда задали жару этому голодранцу Роберту, ему и его банде. Мы стояли тут редкой красной цепью… Нет, перепутал все эпохи, фу ты, черт! Тяжко отделить одну от другой, если после Пробуждения я только и делал, что лежал и внимал всему, что происходит в поле слышимости. Скучища невыносимая, вот так! Церковные крысы, и половина из них еретики-поганцы, а еще эти, тра-та-та, пилигримы. Иногда попадались неплохие вояки, и еще лучше двое или трое за раз, которые разговаривают о стоящих вещах — о драках!