Вадик кивнул.
И в этот самый момент мы увидели вереницу людей в защитных комбинезонах. Они шли цепочкой к большому грузовику и несли плотные черные мешки. Я похолодел до кончиков пальцев. Вадик изменился в лице, став белым, как снег, – видимо, догадался о содержимом плотных пакетов.
– Слушай, давай лучше решим, что будем говорить лысому? – тихим голосом сказал Вадик.
– Может быть, правду? – предложил я.
– Не вариант, еще, чего доброго, нас во всем обвинят.
– Я не умею врать. Меня в раз раскусят.
– Придется учиться, – ответил Вадик.
И в этот самый момент хлопнула дверь микроавтобуса. Лысый вернулся на свое место и, не оборачиваясь, посмотрел в зеркало заднего вида:
– Ну и кого же вы здесь повстречали вчера ночью?
Вадик оказался первым:
– Никого.
– Человека-комара, – мгновенно выпалил я.
Лысый обернулся и, подхватив мешок, надел его моему приятелю на голову. Потом похлопал в ладоши и сказал:
– Прыткий нас не слышит. Можешь говорить.
Я испуганно кивнул и окончательно понял, что врать этому громиле не имело никакого смысла.
Пока я рассказывал, лысый несколько раз отвлекался, чтобы внести пометки в крохотную записную книжку. При этом он не задал ни одного вопроса. Ему словно было все понятно и без лишних объяснений.
Когда я закончил рассказ, он бросил сухое:
– Спасибо.
– Теперь вы нас отпустите? – с надеждой спросил я.
– Не имею права.
Я вздрогнул. И почему я надеялся, что на этом все закончится? В эту секунду мне отчаянно захотелось рассказать лысому и про бабку, торговавшую семечками, что наложила на меня проклятие, и про Чертовы Ворота, да про все что угодно, лишь бы обменять информацию на собственную свободу. Но вместо этого я лишь громко расплакался.
Лысый никак не отреагировал на мои слезы. А Вадик ничего не слышал в своем непроницаемом мешке.
Дождавшись, пока я справлюсь с эмоциями, здоровяк сделал очередную пометку в своей крохотной записной книжке и сказал:
– С родителями попрощаться не дам. Но ты сможешь написать им письмо. Обещаю, что передам.
– Это несправедливо! – крикнул я.
– Справедливость тут не при чем, – спокойно ответил Лысый. – Я думаю о безопасности, и сейчас это правильный шаг.
– Мои родители с ума сойдут, если я не вернусь домой.
– Не сойдут. У тебя ведь сестренка имеется, будет, на кого переключить свое внимание. И заботу.
– А что будет со мной? – без всякой надежды поинтересовался я.
– Ты поможешь своей стране, – ответил Лысый. Без всякого пафоса и патриотизма. И чуть тише добавил: – А возможно, и всему миру.
Глава 2. Интернат
На окнах не было решеток. Да и зачем они нужны, если бежать все равно некуда? Прямо за игровой площадкой возле корпуса располагалась набережная, а дальше острые грани камней и вода, исчезающая в пелене густого тумана. Он, кстати, здесь находился круглогодично – и зимой, и летом. Впрочем, настоящей зимы я здесь никогда и не видел, только осенние заморозки – в некоторые дни лужи покрывались ледяной коркой, и никакого снега. Может быть, поэтому тут не принято отмечать Новый год. Да и зачем это делать? Все равно время в интернате текло медленно и однообразно, а иногда и вовсе замирало, по крайней мере, у меня складывалось такое впечатление. В такие дни не было учебных часов или очередных обследований, и я, словно водомерка, застывшая на водной поверхности, пытался удержать равновесие, чтобы не сойти с ума.
Но было тут и нечто положительное, например дружба. Ведь несчастье, как принято считать, сплачивало. И, пускай у каждого из нас своя история, мы все были объедены одним словом – «узники». И этого никак не изменить.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовался у меня Тимка, самый юный в нашем блоке.
Его привезли недавно, и он очень сильно скучал по папе и маме. Пару раз даже порывался прыгнуть с пирса. Но мы отговорили. И даже приняли его в нашу группу ЗЗ, означающую «Злобные затворники». Да, тут все мысли были связаны исключительно с ограничением свободы.
– Вроде ничего, только голова немного трещит, – ответил я.
– Янка говорила, что такое бывает. Но быстро проходит.
– Ага, пока снова не закроешь глаза.
Тимку пробила нервная дрожь. Воспитатель предупреждала нас, что он самый ранимый и восприимчивый на первом потоке. И строго-настрого запретила нам пугать его раньше времени. Мы дружно покивали, будто китайские болванчики, а вечером выложили ему все как есть. И про материализовавшихся ничего скрывать не стали, он ведь тоже с ними столкнется. Рано или поздно это происходило с каждым из нас. И наверняка испугается. Все боятся! Так пусть уж лучше узнает от нас, чем решит, будто сошел с ума.