– Не знаю, – пожал я плечами. – Но увозили его на каталке. А меня тут же отвели к Поддубному.
– Тебя допрашивал начальник безопасности? – поразился Макс.
Я кивнул и затих.
Безопасность в нашем интернате была на высочайшем уровне. Короткостриженые ребята в темно-синих спецовках круглосуточно патрулировали этажи, иногда просто замирая где-то в темном углу и наблюдая за подопечными. Один из наших, по-моему, это был Никита-чудик, назвал их дементорами. И, надо заметить, не зря, потому что, если мы хулиганили и дерзили персоналу, они изымали зачинщика из блока, уводя того в сектор «О», где проводили процедуру наказания. Вот почему мой разговор с Поддубным ребята восприняли с живым интересом.
– Он тебя бил?
– Макал в таз?
– Угрожал?
Вопросы посыпались на меня настоящим градом. Но в ответ я лишь пожал плечами, продолжив молчать, как партизан. Врать-то я не умел, но кто мешал мне просто промолчать?
А ребята продолжали спрашивать, перебивая друг друга. Я глупо улыбался, кидая дежурные фразы: слишком сильно испугался, даже не знаю, он что-то говорил, но особо ничего не помню…
Это продолжалось до тех пор, пока Янка, которую все считали бесспорным лидером, сухо произнесла:
– Оставьте его в покое. Все равно из этого дундука ничего не вытянешь.
Ребята к ней прислушались и начали потихоньку расходиться, оставив меня наедине с самим собой и воспоминаниями о недавнем разговоре с Поддубным…
Кабинет был темным, поскольку единственное окно скрывали плотные серые жалюзи. Меня усадили за длинный Т-образный стол и дали воды в пластиковом стаканчике. Но я лишь виновато опустил голову и молча отказался.
– Рассказывай, – спокойно произнес Поддубный.
Сидя за столом, он казался мне настоящей горой. Двухметровый гигант с аккуратной бородой и длинными волосами, зачесанными назад.
– А как себя чувствует Николай Генрихович? Он жив?
– Пока да.
Безопасник сложил пальцы в замок и сдержанно предупредил:
– Не трать мое время. Дважды я просить не намерен.
Я кивнул и осторожно начал говорить. Все было словно в бреду, мой голос тихо повторял вопросы врача, мои ответы, а когда дело дошло до имени беса, я запнулся и замолчал.
– Простите, дальше не могу. Язык не поворачивается.
– Боишься? – поинтересовался Поддубный.
Я кивнул.
– Почему?
– Ночной гость… раньше я просто слышал голоса, а тут увидел его в живую. Мне сказали, что я первый, у кого это получилось.
Безопасник нахмурился, кивнул, вроде как сочувственно. А потом поставил на середину стола маленький серебристый диктофон и включил кнопку воспроизведения.
Сначала было слышно лишь непонятное шуршание, но вскоре раздался вполне разборчивый голос Николая Генриховича. Он буднично просил назвать меня имя. Потом возникла пауза, и заговорил я. Осторожно подбирая слова, пытался поделиться своими чувствами. Но кому они были нужны?
Вновь пауза.
Я стиснул зубы. Сейчас назову имя беса. Это страшное, скрипучее имя, от которого на зубах ощущался песок и металлический привкус крови.
Пауза затянулась.
Взволнованный голос обратился с повторной просьбой раскрыть личину ночного гостя.
Вот-вот, секунда, и мой голос изменится до неузнаваемости.
Я ждал, но ничего не происходило.
Поддубный буквально пожирал меня взглядом. А я ощутил, как футболка прилипла к спине, и пришлось смахнуть со лба выступивший пот.
– Сейчас будет самое интересное, – предупредил меня безопасник.
И тут я похолодел, а причиной тому стал голос, который вырвался из крохотного динамика. Мой собственный голос. Никакого низкого, жуткого тембра – обычный детский фальцет.
– Умри! Старая тварь! Тварь! Ненавижу всех вас!
Никакого постороннего присутствия или тяжелого дыхания ночного визитера. Потом раздался оглушающий визг и удар то ли от того, что врач упал на пол, то ли от того, что кто-то ударил его по голове.
Получается, что это я отвечал Николаю Генриховичу. Я, а не кто-то другой. Никаких демонов, бесов и прочей чертовщины! Но откуда тогда взялся кошмарный кукловод, что скрывался во мне? Или это больное воображение сыграло со мной злую шутку? Неужели я просто сошел с ума?!
Меня сковал жгучий страх. И сердце забарабанило в груди, гулко отозвавшись в висках и кончиках пальцев.
А потом раздался последний, самый главный вопрос:
– Кто надоумил тебя напасть на врача? Отвечай, твареныш!
И тяжелый кулак со всего маха опустился на широкий деревянный стол. Я вздрогнул и закрыл лицо руками.