– Похоже, что не только в Европе.
– Так и есть.
Полковник задумался. Трактовка событий Гулькевича вносила коррективы в его представление о задании. И скорее, усложняла выполнение. Разговор с попутчиком вскоре свернул к обсуждению Парижа, а потом и совсем заглох, как обычно бывает. ***
Выходил из поезда на Северном вокзале, Гумилев раздраженным – дополнительные обстоятельства, он знал по опыту, дела никогда не упрощали. А вот усложнить могли.
"Получается, у Shell и официального Лондона, позиции могут быть разными – прикидывал про себя полковник. Интересно, на кого в этом случае поставят немцы?"
Он вышел из вагона, углядел на перроне полковника Шмырко, посольского резидента Корпуса, знакомого по давней совместной операции в Сааре, где тот служил при союзнической миссии. Краем глаза отметил, что приданные филеры, ехавшие тем же поездом но, разумеется, III классом, сошли и мгновенно слились с вокзальной толпой, совершенно из нее не выделяясь, и улыбнулся встречающему:
– Рад встрече, Михаил Васильевич. Поработаем вместе?
Терять время Гумилев не хотел, потому в гостиницу заезжать не стали, с вокзала направились на бульвар Гренель, в посольство.
– Хочу тотчас предупредить, Николай Степанович – предупредил Шмырко, едва закрыв за собой дверь кабинета. По баронессе Сталь дело плохо.
– В смысле?
– Наши опубликовали сообщение в РоссТА, вот – он подал гостю листок.
"В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу Российской империи, РоссТА уполномочено сообщить со всей категоричностью, что это утверждение является ничем не обоснованным клеветническим вымыслом" – прочитал контрразведчик. И удивился:
– Ну и что? Французы ведь взяли агентов, которых мы вербовали с ее подачи. Похоже, она пошла на сотрудничество?
– Взяли только одного – ответил Шмырко. Возможно, за остальными пустили слежку, но по моим данным, Сталь пока молчит. Ее вообще-то держат в полной изоляции, узнать что-либо крайне сложно, но на набережной des Orfevres, в полиции, слух такой. Если ей покажут заявление РоссТА и убедят, что от нее отказались, может заговорить. Тогда нынешний скандал покажется легким фельетоном в провинциальном журнальчике.
– Кое-что на этот счет я предприму – сообщил Гумилев. Как выйдет, не знаю, но вы правы, в Петербурге поторопились. Посольство что-нибудь делает?
– От французского МИД пока ноты не поступало. Но вы же работали в Париже, знаете – у нас соглашение. Французы не против, чтобы резидентура Корпуса работала по эмигрантам, но мы должны избегать публичных скандалов или нарушений прав граждан Франции. А тут… С газетчиками работаем, у нас есть друзья в местной прессе, вы должны помнить. Но журналистов явно науськивает кто-то еще, сложно проталкивать наши статьи.
– Кто, не ясно?
– Не правительство, похоже, вообще иностранцы. Но и без того разоблачение нашей сети сенсация, шум поднялся, а идти против течения ни один газетер не хочет. Девятую смету на год вперед уже извели – пожаловался резидент.
– Я буду сегодня-завтра в Пен-клубе – кивнул приезжий. Поговорю со знакомыми. Есть еще что-то новое?
– По бомбистам – пока ничего. Григулявичус по известным нам адресам не появлялся. В "Бинт и Самбэн" вас ждут – доложил Шмырко. Monsieur Манго – он кстати, предпочитает, чтобы его называли комиссаром, извещен, что дело важное и секретное.
– Насколько мы ему доверяем? – поинтересовался Николай Степанович. Как он к нам на службу попал?
– Уволили его – сожалеюще вздохнул разведчик. Политическое дело, смерть магната Крюгера, слышали?
– "Спичечный король"? Самоубийство?
– Да, самоубийство. Но комиссар начал слишком усердно копать предысторию. Может статься – Михаил Васильевич чуть заметно улыбнулся уголком губ – не без просьб со стороны, внезапная смерть Крюгера заинтересовала многих. Ну вот и… Не дорожат профессионалами эти французы, знаете ли. Лично ему я доверяю полностью. Насколько это в нашем деле вообще возможно, конечно.
– С ним можно говорить откровенно? Я имею в виду, необходимость брать Григулявичуса самим, наплевав на французские законы. Ведь найти – это полдела, агенты которые прибыли со мной, смогут его взять, но прикрытие со стороны местных не помешало бы.
– Насчет законов, это точно – кивнул Шмырко. Что мы осведомляться об революционной эмиграции право имеем, с этим тут даже в парламенте не спорят. Но похищение посреди Парижа это дело совсем другое.
Он чуть задумался, потом закончил уверенно:
– С самим комиссаром можно говорить прямо, он обижен на правительство, а Юзик в его представлении, попросту убийца. Даже хуже обычного уголовника – корысть, ревность или там, месть, это для Манго понятно. Но к политическим убийствам он плохо относится, они не укладываются в его представление о нормальных преступниках. Но это Манго, остальные работники агентства дело совсем другое. Они хорошие сыщики, но это частные детективы, всего лишь наемники. Им доверия в секретных делах нет, перекупить их не трудно.
– Ясно. Что с Гавром?
– В Гавре ждет пароход "Калуга", ее сменит "Владимир" – сообщил резидент. Рейсы регулярные, в любом случае, какое-то судно всегда в порту. Привезти задержанного в Гавр несложно, мы подобрали дорогое авто с просторным багажником, на дорогах их никогда не проверяют. Вот как его на судно протаскивать – он развел руками. Тут, простите, ничего покамест не подскажу. Думаем. Можно и с Манго посоветоваться.
– Понял. Моих филеров устроили?
– Да. Они не будут появляться в посольстве, им сняли квартиру на Марше де Блан Манто, в подходящем доме. Телефон и адрес вот – полковник подал гостю небольшую карточку. На связи с ними будет мой заместитель, штабс-ротмистр Беклемишев.
– Ну что ж – улыбнулся Гумилев – тогда последняя просьба, отправьте мой багаж в гостиницу. И едем к комиссару.
В детективном агентстве их действительно ждали. Манго, высокий, сухопарый, пожилой уже детектив с редкими прокуренными зубами и стрижкой бобриком, впечатление на гостя из Петербурга произвел неплохое.
Он предложил кофе, выслушал вежливый отказ, вытащил из бювара листок мелованной бумаги, слушая поручение, исписал его мелким почерком с обеих сторон. Потом внимательно изучил фотокарточку Григулявичуса, сунул ее в папку лежащую на обшарпанном столе, и сообщил:
– Данных для поиска маловато. Давайте уточним, monsieur Гумилев. Ваш парень живет под своим именем?
– Вряд ли.
Сыщик вытащил еще один лист бумаги, и сделал на нем пометку, пояснив:
– Начнем с самого простого, проверим, въезжал ли во Францию человек с такими данными. Следующее, у вас есть какие-нибудь сведения о его связях здесь?
– "Объединенка" – развел руками полковник. Возможно, эмигранты из наших прибалтийских губерний. А толком, можно сказать, ничего.
– Жаль, жаль – покивал француз. А он точно относится к Объединенной РСДП? Не к другой партии, у нас ведь из российских красных есть еще несколько, правда мелких?
– Точно. Во всяком случае, в России был в их подполье, да и писали о его акции их газеты. Кроме того, я же сказал – он вошел в савинковскую боевку.