– Детердинга интересует немецкий рынок – кивнул Мензис. Сейчас в Германии продают нефтепродукты русские, и немного американцы из "Standard Oil".
– Не только это – махнул рукой лорд Инверфорс. У сэра Генри ныне два увлечения – секретарша-немка и Шлейхер, он стал его ярым сторонником, знаете ли. Его ненависть к русским и навязчивая идея англо-германской дружбы в качестве противовеса Петербургу, разумеется, хорошо известны. Но Детердинг лишен политической гибкости, а Shell контролируется именно и только им, он может принять любое решение, даже не поставив в известность совет директоров.
– Поведение Детердинга становится все более сумасбродным – согласился разведчик. А решения все более непродуманными, мания величия плохой советчик.
– И в результате, Шлейхер выигрывает – процедил Иден.
– Да, Энтони. Немцы с легкостью поверили, что агенты русских устроили взрыв памятника Фридриху Великому в центре Берлина, а социал-демократы им в этом прискорбном деянии помогали – пожал плечами Мензис. Националисты объединились для выборов в "черно-бело-красный боевой фронт". Во главе списка Шлейхер, Гугенберг и Папен, дело сделано.
– Могут ли Петербург или Париж ли поставить под сомнение выборы? – осведомился Инверфорс.
– Бесполезно – ответил дипломат. Участие населения около девяноста процентов, очень высокий показатель.Тут, кстати, сыграла свою роль не только внутренняя заинтересованность, но и внешнее давление, в немцах просыпается былая гордость и тяга к реваншу.
– Главное все же во внутренней ситуации – не согласился Черчилль, до того молча посасывающий сигару. Высшие круги Германии в первую очередь хотят порядка. Оказаться посреди революции для них совершенно нежелательно, они это после войны уже проходили, помнят. Шлейхер гарантирует стабильность, и мы ему в этом немало помогли своими дипломатическими шагами. Впрочем, а что все-таки сэр Генри?
– Поздравил Шлейхера – сообщил заместитель шефа Intelligence Service. Готовится прибрать к рукам немецкий нефтяной рынок.
– И персидскую нефтедобычу, а? – улыбнулся в ответ бывший министр. Энтони ввел меня в курс дела. Не огорчайтесь старина, так было нужно.
– О, я вполне доверяю и Энтони и вам, Уинстон – не менее дружелюбно сообщил собеседник. Тем более, вы, пожалуй, лучше всех знаете перипетии наших нефтяных дел.
– Да – Черчилль выпустил очередное облако дыма, подобрался и жестко разъяснил:
– Я создал Англо-персидскую компанию, я добивался особого положения для Shell после войны, и я же сейчас собираюсь вернуть Shell в лоно империи. Вы понимаете, о чем я, дружище?
– Безусловно.
– Так вот, Детердинг заигрался. Русский нефтепровод в Иране конечно, не нужен, но правительство вошло в Англо-персидскую компанию не для того, чтобы делать деньги, но чтобы создать независимую компанию для служения национальным интересам.
– Мы можем надавить на Shell?
– Уже пробовали – пожал плечами Иден. Пытались увеличить долю правительства в тресте. Но мы хотели иметь возможность назначать в совет директоров своего члена и получить право утверждать всех остальных, так, как это принято в Англо-персидской. Детердинг отказался. Он стареет, но он человек твердых взглядов, и, я боюсь, мы не можем предотвратить его, скажем так, общение, с иностранными политическими лидерами.
– Война показала, что горючее – ключевой элемент национальной стратегии – веско изрек председатель правления Англо-персидской компании. Британская компания должна разрабатывать нефтяные запасы, находящиеся под британским контролем. Контролем нефтяного месторождения, достаточного для нужд флота.
– Нам всегда был нужен доступ к надежным запасам нефти при разумном уровне цен – пробурчал Черчилль. Со времени перехода Адмиралтейства с угля на керосин.
– Кроме того, сейчас мы ведем переговоры о создании нефтяного картеля, в который вошли бы мы, Standard Oil и "Российские нефтепродукты". Такой союз сможет регулировать мировые цены, а это уже политика. И тут лишние не только Детердинг и Шлейхер, но и Париж. Кабинет поддерживает готовящееся соглашение.
– Что касается кабинета… – начал Иден.
– Правительство поменяется – перебил его Уинстон. Народ Британии не желает возрождения Германской империи, но они не простят слабость, а кабинет готов сдать немцев Петербургу. И это в то время, когда мы еще не оправились от депрессии, а отношения с Россией на грани разрыва.
– В прошлом году – напомнил чиновник Foreign Office, – в Оттаве, Британское содружество приняло решение о протекционизме в рамках империи. Доминионы получили льготы, сейчас они поддерживают нас как никогда. Остальные жалуются на высокие пошлины. Определенные уступки, по всей видимости, придется сделать скандинавам и Аргентине.
– Но, разумеется, не России или Франции! – поднял палец вверх Черчилль. Торговый договор с русскими уже не действует.
– Но Британия остается их основным экспортным рынком, до четверти продаж – заметил Инверфорс. Если канадская пшеница теперь освобождена от пошлин, то русская, а это главный предмет их экспорта, обложена пошлиной в два шиллинга за центнер. В позапрошлом году пшеница из России составляла 18 процентов ввоза, в этом – около трех.
– Вообще, российский ввоз в Англию сократился почти наполовину – кивнул Иден. Наш импорт тоже сокращается, русские покупатели уходят к американцам и немцам. Если у них получится подмять Берлин…
– То они будут вынуждены тратить деньги на оккупационную армию, а репараций все равно не получат – перебил его Черчилль. И вы видите не то, что нужно, друг мой. Русские сейчас закупают оборудование. Но, получив в свое распоряжение индустрию Германии, они вернутся к поставкам на немецкие заводы сырья на переработку и вывозу готовых изделий, это выгоднее постройки собственных фабрик. Тем более, рабочая сила в Германии подешевеет, а цены упадут. А это затормозит промышленное развитие самой России. В итоге, я уверен, ослабнут обе страны! В Германии наступит хаос, порождающий жажду мести. И после вывода франко-русских войск, к власти вместо Шлейхера придет куда более радикальный лидер. А мы будем требовать вывода войск с самого начала оккупации.
– Но ограничимся нотами, не так ли? – мгновенно уловил мысль замминистра иностранных дел. Пожалуй, это даст двойной эффект. Смотрите: русские и французы будут благодарны за то, что мы не предпринимаем реальных шагов против их акции. А для Берлина мы станем единственным защитником и надеждой, любое немецкое правительство будет вынуждено апеллировать именно к нам … занятная перспектива, Уинстон.
– Есть и третий эффект – добавил, вновь взяв сигару, лидер оппозиции. Британии не нужна война в Европе в ближайшие десять лет, хватает дел в самой империи. Усмирив Германию и завязнув в ней, Париж и Петербург предоставят нам эти годы. Но чтобы умело ими распорядиться, нужен новый кабинет. Который не только разрешит внутренние проблемы, но и восстановит мощь армии, а главное – флота. После войны мы основательно сократили вооруженные силы, а через десять – пятнадцать лет нам, полагаю, потребуется иметь в запасе не только декларации.
– Маршал Фош назвал Версальский мирный договор "перемирием на двадцать лет" – вспомнил Иден.
– Любой мир – всего лишь перемирие – вставил Мензис. Вопрос в сроках и будущих коалициях.
– Именно – выдохнул сигарный дым Черчилль. И отсрочку следует продлить. Фош великий человек, но французы легкомысленны, им свойственно ошибаться в цифрах. Версальский договор, который закрепил наш военный триумф, поселил в душах миллионов немцев чувство унижения и жажду реванша. Оккупация усилит ненависть к победителям, но из их числа выпадет Англия. И через десять – пятнадцать лет мы станем тем арбитром, который определит судьбу Европы.