«Вот уж гримаса доли, — подумал Штейнглиц. — Ведь умнейший был человек, старина Вильгельм, а и сам сгинул в застенках папы Мюллера. И все его детище переподчинено СС. Кстати, а это не подарок группенфюрера так разоряется?»
Буквально перед самой отправкой сюда, Штейнглица вызвал к себе Мюллер. Но сама встреча произошла не в кабинете, а в коридоре. Англичане опять бомбили Берлин и, когда Штейглиц подходил к приемной группенфюрера, тот как раз направлялся в бомбоубежище. Обычно сухой в общении, и подчеркнуто официальный, на этот раз он пребывал в непонятном благодушном настроении. Более того, сухарь Генрих держал на руках кошку.
— А, Макс… Это вы, — добродушно кивнул он на приветствие Штейнглица. — Хорошо, что вам не пришлось ждать. Пойдемте, поговорим по пути, — он рассеянно погладил кошку и неожиданно спросил. — Вы знаете, что умники из Аненербе утверждают, будто бы эти твари когда-то считались священными. И так чем-то угодили богам, что они одарили их девятью жизнями? — и как всегда, не дожидаясь ответа, перешел на другую тему. — Я закончил изучение вашего дела, старина. Могу вас поздравить. С вас окончательно сняты все обвинения по подозрению в соучастии в делах адмирала. Так что вот, держите… — с этими словами он передал Штейнглицу кошку. — Будете хорошо за ней смотреть, возможно, Марта подарит вам одну из своих жизней. Во всяком случае, сейчас, вы в отличие от очень многих своих коллег по Абверу, упали на все четыре лапы. Продолжайте в том же духе и будьте уверены, Германия и фюрер вас не забудут. Хайль…
С момента того странного разговора прошло больше десяти дней, а вся картинка встала перед глазами, как наяву. Видимо, этому способствовали кошачьи вопли, напоминающие сигнал воздушной тревоги.
— Пауль?
— Я здесь, господин полковник.
Несмотря на то, что карьеру он сделал в контрразведке, Штейнглиц любил слышать, как звучит его офицерское звание в переложении на армейский чин. И приказал денщику обращаться к нему только так. При этом, милостиво не обращая внимания, что солдат старательно пропускает приставку «под». Ну, в самом деле, какая разница? Да и короче получается.
— Пауль, я городской житель и с животными преимущественно встречался только за столом, куда они поступали в виде сосисок или жаркого. А ты, как я знаю, вырос на ферме.
— Так точно, господин полковник.
— Тогда объясни мне: почему эта тварь так вопит?
— Не могу утверждать точно, господин полковник. Но, кажется, Марта собралась рожать.
— Вот как?
«Что ж, будем надеяться, что самца она подобрала себе арийского происхождения, — усмехнулся мысленно Штейнглиц. — Вряд ли другие коты могут жить в стенах Главного управления имперской безопасности».
— И что? Они всегда так орут? Я имею в виду кошек? То есть, это нормально?
— Никак нет, господин полковник. Обычно, пока котята не начнут пищать, их и найти невозможно.
— Так в чем же дело?
— Осмелюсь предположить, — денщик переступил с ноги на ногу. — Это ее первый окот. И что-то пошло не так, как нужно.
— И?
— Виноват, господин полковник?
— Чем все окончится? Она справится?
— Бывает, что дохнут…
«Представляю себе реакцию группенфюрера, когда на его вопрос о Марте, я отвечу Мюллеру, что его презент подох, несмотря на все девять, отпущенных богами, жизней!»
— А что можно сделать?
— Нужен ветеринар, господин полковник.
— Так ищите его, черт возьми! Почему я должен за всем следить лично?
— Виноват, господин полковник! — щелкнул каблуками денщик. — Разрешите исполнять?
— Давай, старина… — смягчил тон Штейглиц. — Постарайся. Это же не простая тварь.
— Да, я знаю, господин полковник, — опять вытянулся солдат. — Не беспокойтесь, я разыщу ветеринара и притащу сюда, даже если тот окажется последним во всем мире.
Глава пятнадцатая
Хорошо укатанное покрытие из крупного щебня совершенно ничем не напоминало ефрейтору Семеняку привычные с детства лесные дороги севера Украины и Белоруссии. Кои-то, положа руку на сердце, и дорогами назвать совестно. Так, широкие тропы, в кровь исполосованные тележными колесами и путающие самих себя промежду кустарников да завалов. Рытвина на рытвине, колдобина на колдобине. По которым можно было проехать только самым жарким летом и стылой, снежной зимой… А тут, к обычной лесной сторожке такой гостинец проложили, — в ином райцентре главная улица похуже будет.
«С жиру бесятся буржуи, — хмуро подумал Степаныч, припоминая виденный аккурат перед демобилизацией в клубе фильм «Война и мир». — Бедняки в дырявых лачугах вместе со всем семейством ютятся, а иные господа — на охоту в бархатных туфлях выходят…»