Она открывала дверь и тут же отходила в сторону, а мы, мы с тобой встречались с неизменной радостью. Глаза твои блестели. Я приносил с собой немного жизни извне. Мои подарки были дороже всяких игрушек. То были новости о лицее, о твоих товарищах, о городе; мне всегда было что рассказать тебе, дорогой Кристоф. Уже тогда ты занимал в моей жизни место, которое с тех пор всегда принадлежало тебе. Но я возвращаюсь к тому самому четвергу, который стал не совсем обычным днем.
Помнишь, у мадам де Шатлю была привычка задерживаться у нас минут на десять, пока ты доставал свои тетради и книги, а я вытряхивал содержимое моего портфеля: письменные работы, учебники, красный карандаш. Она самолично проверяла, хорошо ли горят дрова, приоткрыто ли слегка окно. В тот же день вместе с другими своими бумагами я выложил на стол книгу Сент-Бева, которую собирался вернуть доктору. Мадам де Шатлю заметила ее.
— Я полагаю, — с улыбкой заметила она, — что это не для Кристофа?
Она, естественно, взяла ее, открыла и обнаружила на первой странице экслибрис. Этого было достаточно, она закрыла книгу и сказала без тени волнения:
— Я покидаю вас. Трудитесь.
Кровь бросилась мне в лицо. Теперь она знала о моих отношениях с Плео. И, наверное, подумала, что мы с ним дружим, раз он дает мне свои книги. Там значилось его имя, вернее, имя его дяди, но это ведь одно и то же. Я вспомнил совет доктора и устыдился вдруг, что меня могут принять не за того, кто я есть на самом деле. Мне во что бы то ни стало хотелось восстановить истину. Невыносимо было думать, что эта красивая молодая женщина, возможно, будет презирать меня. На этот раз урок мне казался нескончаемым. Я едва слушал, как ты, запинаясь, переводил повествование о единоборстве Горациев и Куриациев. Ты был не слишком-то силен в латыни, мой бедный Кристоф. Едва освободившись, я чуть ли не бегом бросился в гостиную, где мадам де Шатлю имела обыкновение ждать меня, чтобы сказать на прощание несколько любезных слов. Я и в самом деле застал ее там, только на этот раз она смотрела на меня еще более холодно и высокомерно, чем обычно.
— Мадам… только что… произошел досадный инцидент… Я хотел объяснить вам…
Совсем смешавшись, я не знал, с чего начать. У меня было такое ощущение, будто с каждым словом я увязаю еще глубже.
— Я и в самом деле знаю доктора Плео.
— Это прекрасный врач, — заметила она.
— Но я его знаю не в качестве врача.
— Вот как! — прошептала она с легкой иронией.
И тогда я рассказал ей все — и покушение, и завтрак, и то, каким образом Сент-Бев попал мне в руки, но по мере того, как я говорил, во мне зрела уверенность, что тем самым я, так или иначе, предавал Плео; я чувствовал себя все более несчастным, но любой ценой хотел установить свой нейтралитет. Хотя и это не совсем точно. За всем этим, кроме прочего, крылось не очень ясное, но ощутимое желание заинтересовать ее, предстать перед ней человеком, исполненным благородных терзаний.
— Я готов никогда больше не видеться с ним, — сказал я в заключение.
Ее голубые глаза были устремлены на меня, но глядела она вглубь собственной души. И когда я умолк, она даже вздрогнула.
— Итак, — сказала она, — вы пишете диссертацию. Это очень интересно… Но скажите, как вам удается оставаться в стороне от всего, что творится вокруг?
— Моя работа полностью поглощает меня.
— Да, я понимаю. И потом, сердцу ведь не прикажешь.
— Не надо так говорить.
— Но, мсье Прадье, вы не обязаны отчитываться передо мной. Вы поступили вполне лояльно, и я благодарна вам за это. Что же касается ваших отношений с доктором Плео, то это не мое дело. Единственно, что я могу вам сказать, ибо питаю к вам уважение, это то, что такого рода отношения могут повредить вашей репутации.
Поклонившись, я направился к двери. Она остановила меня.
— Он знает, что вы ходите сюда?
— Да. Случайно. Я рассказывал ему о Кристофе.
— Это жаль, очень жаль. Разумеется, вы не можете знать почему. Но я вам скажу, для того, чтобы вы имели возможность со знанием дела принять соответствующее решение. Доктор Плео — мой бывший муж.
Глава 3
Как я на это реагировал? Не помню. Четких воспоминаний на этот счет у меня не сохранилось. Зато я как сейчас вижу себя в своей комнате: я ходил из угла в угол, докуривая последние сигареты, положенные мне на декаду. Если попробовать свести воедино все, что я тогда передумал, это выглядело бы примерно так: прежде всего, я был шокирован. Мадам де Шатлю и Плео вместе! Нет, в это трудно было поверить. Они так не похожи друг на друга, и я на них даже сердился, словно они обманули меня, не сказав раньше о своем прошлом. Кроме того, в тот вечер я понял, что мадам де Шатлю значила для меня гораздо больше, чем я думал. Это было смешно! Специалист по Расину, юный глупец, который знал все о Федре и Гермионе, молодой человек, воображавший себя жертвой великой страсти, решил навести в своем сердце порядок и вдруг обнаружил, что Арманда ему вовсе не безразлична. Правда, то была еще не любовь, а всего лишь магнитное притяжение, постоянно влекущее меня к ней. Я вспоминал ее слова, вникал в интонации. В ее глазах я был, должно быть, смешон со своей диссертацией. «Сердцу ведь не прикажешь» — каким тоном она это сказала!