Любит службу и командир. Однажды стоявший на посту у входа матрос Фролов присел на бетонные ступеньки. Из-за угла вышел Прохватилов.
- Ты что это, устал?
- Есть отчасти, товарищ командир…
- Семенов! - крикнул Прохватилов вестового, - скажи писарю, пусть выпишет Фролову суток десять на гауптвахту. Ему, вишь, отдохнуть захотелось.
Но на «губу» никого не отправляют. Взыскание объявляют так, для порядка. Обычно провинившийся тотчас же является к командиру и в искупление вины просит послать его в операцию. Прохватилов скрипит стулом, мычит про себя что-то невнятное и говорит:
- Ну как же тебе доверять-то? Вон ты какой недисциплинированный. Пропадешь ведь, как муха, и людей погубишь.
Виноватый краснеет, мнется с ноги на ногу, а не уходит, ожидая последнего слова командира. Прохватилов наконец говорит:
- Ну ладно, пойдешь к финнам.
Батя грубоват, тяжел. С ним много не наговоришь, а вот комиссар отряда капитан Маценко, этот человек - душа. К нему можно прийти запросто с любым делом. Он никогда ни на кого не крикнет, выслушает всегда внимательно и, если в его силах, обязательно поможет. Иногда он сам отпускает ребят в город, на увольнение, без разрешения Бати. Только шепнет дежурному:
- Командиру не говорить. Пусть погуляют…
В разведку идти считается высокой честью. Людей в отряде берегут. Каждая операция тщательно продумывается и разрабатывается до мельчайших подробностей.
У отряда несколько быстроходных катеров. В случае необходимости ему выделяются более крупные силы, вплоть до эсминцев и подводных лодок.
Все разведчики умеют пользоваться тяжелым и легким водолазным снаряжением, выходить под водой из торпедных аппаратов подводных лодок. Многие свободно работают на агентурных радиостанциях.
Отряд ведет разведку береговых укреплений противника, посылает людей и в глубокий тыл врага.
Труднее ходить к финнам. Фронт с ними проходит несколько западнее Сестрорецка. Южным концом он упирается в отмель залива, усыпанную валунами, вечно мокрыми и скользкими. Откуда-то с запада война пригнала сюда тюленей. Они иногда вылезают на камни. На передовой не прекращаются пулеметные и автоматные перестрелки, а тюлени лежат себе и лежат на камнях. Никто их не трогает: не до них.
На передовой за узкой полосой нейтральной линии - несколько рядов заграждений из колючей проволоки с минами и всевозможными сигнальными средствами - оголенными электрическими проводами, осветительными ракетами и погремушками из пустых консервных банок. Чуть подальше, под завалами леса, начинается сложнейшая система траншей, соединяющих долговременные оборонительные точки, командные пункты и жилые землянки.
Мощная система обороны тянется на несколько километров и вдоль берега залива. С воды видны проволочные заграждения, которые проходят между валунами. Огневые точки скрываются глубже, в завалах старого соснового леса, от которого мало что осталось. Большинство деревьев выворочено с корнем, оставшиеся умирают, желтея макушками. Но внизу уже пробивается молодая поросль.
Огневой шквал бушевал здесь в первые дни войны. Наши части, прижимаясь тылами к Сестрорецку, ни за что не хотели отступать дальше, а немецкие войска, опьяненные первыми успехами, лезли напролом. Лес несколько раз переходил из рук в руки, по нему нещадно били сотни орудий с той и другой стороны. Наконец обескровленные фашисты вынуждены были остановиться и закопаться в землю, прикрыв свои головы бревенчатыми накатами и ощетинившись в нашу сторону пулеметами.
На передовой теперь находятся исключительно финские части. Немцы располагаются во втором эшелоне.
Финны несут службу ревностно. Когда в их руки попадают наши разведчики, офицерье доходит в усердии до изуверств. Изуродованные трупы подбрасываются для устрашения на нашу сторону…
К немцам, на южное побережье, ходить несколько спокойнее. Как и у финнов, на передовой и вдоль берега у них дыбятся многорядные заграждения, множество огневых точек, но немцы все еще чувствуют себя победителями и потому ведут себя несколько беспечнее: в их руках Петергоф, Стрельна, а передовая начинается сразу же за Нарвскими воротами.
Только узкая полоска южного берега залива от Ораниенбаума и до фортов Серая лошадь и Красная горка остается у нас.
Крупных атак фашисты пока не предпринимают - сыты. Ждут нашего наступления. Заросли камыша вдоль берега выкосили пулеметным огнем. И все-таки ходить в разведку сюда проще. Южный берег хорошо знаком всем. До войны он был нашим. Многие разведчики-ленинградцы приезжали сюда отдыхать и знают здесь каждое деревце, каждый камешек.