- Минерва, вы заметили, что происходит с Северусом?
- Он плохо выглядит. Должно быть устает. Он, конечно, железный, но все-таки восемь месяцев в Мунго…
- Мне он не кажется железным, Минерва. Во время войны - да. А вот сейчас…с ним что-то не так. Он по-моему жить не хочет.
- Ну, Северус никогда не был особенно жизнерадостным человеком. Я его со школы помню.
- Я тоже, Минерва. Но тогда он больше был привязан к жизни. И во время войны. А сейчас ему словно незачем. Он живет по привычке. Потому что для того чтоб умереть надо приложить усилия, а у него нет стимула к тому, чтоб их приложить.
- А ведь вы, пожалуй, правы, Филиус. И что-то произошло с мистером Мелори. Северус спросил о нем еще в Мунго. А теперь не смотрит в его сторону и огрызается даже если при нем просто упомянуть его имя.
- Странно. Мальчик так его любит. Он говорил мне, что Северус заменил ему отца, а теперь…
- Да, мне тоже показалось. И ведь их столько связывает, в конце концов именно мистер Мелори прятал у себя Северуса, когда он был вне закона. Он мог бы быть хотя бы благодарным.
- Это неправильно, Минерва. Во всем этом есть что-то неправильное. Северус словно все видит как-то не так. Он ничего не говорит, но взгляд у него довольно выразительный. Он стал с ужасом смотреть на Сибиллу и старается во время трапез отсесть от неё как можно дальше, а на меня периодически глядит с таким возмущением, словно я возвожу на него какой-то поклеп.
- Колдомедики говорят, он был проклят, и они не знают как. Каким заклятьем.
- Что ж, если это была черная магия, то только сам Северус в ней что-то понимает.
- Что будем делать, Филиус?
- Не знаю, Минерва. В наших силах только сообщить колдомедикам.
- Я расскажу им.
Если колдомедики уже тогда не знали, как проклят папа, то теперь тем более не разберутся. Это мое дело. Я знаю, как опасна темная магия, но будь я проклят, если позволю моему отцу зачахнуть от сознания собственной ненужности. Я-то прекрасно понимаю, что это такое. Во время войны он был незаменим, единственный шпион в стане Волдеморта. А сейчас он просто учитель зельеделия. Он не понимает, что он лучший в мире учитель зельеделия. И уж тем более не понимает, что он единственный на всем свете папа. Для меня, по крайней мере. Хорошо, что я их услышал, а-то долго бы гадал, что с папой творится. Не знал, что бывают такие проклятья.
* * *
- Ну что ж, мистер Снейп. Физическое здоровье у вас в норме, но вот ваше отношение к миру… То, что рассказали нам ваши коллеги, позволяет предположить, что ваше восприятие проклято каким-то замысловатым образом.
- Бред. Я чувствую себя как обычно. Ничего не изменилось.
- Вы не заметили, что ваши коллеги изменили свое отношение к вам?
Заметил, а как же. Ведут себя будто стадо кретинов. Собственно это и есть стадо кретинов, но до сего года они довольно удачно симулировали вменяемость. Так что по сути ничего не изменилось.
- Нет, все как обычно. Никаких изменений я не заметил.
- Что ж. Не смею задерживать, мистер Снейп.
- Долго мне к вам еще ходить? Я не вижу в этом нималейшего смысла. Сами видите, лечить меня не от чего.
- Вы смотрели на себя в зеркало, мистер Снейп?
- По-моему я нормально выбрит, вы не находите? Разумеется я вижу себя в зеркале ежеутренне.
- Вы бледны.
- Я никогда в жизни не отличался здоровым румянцем. На моих щеках красные пятна являются предупреждением, что если тот, кто их видит, немедленно не уберется вон, то в следующую секунду он будет размазан по стене тонким слоем. Очень тонким слоем. Надо сказать, довести меня до такого бешенства до сих пор удалось только Гарри Поттеру, и то всего один раз. Ну, так это же у нас все-таки практически супергерой.
- Что ж. Если почувствуете себя хуже, обращайтесь.
- Хуже чем обычно? Вряд ли вам будет польза с моего трупа. Смерть не лечится.
Смотри-ка, и колдомедика можно, оказывается, вывести.
- Вы сами себе противоречите, мистер Снейп!
- Нет, мистер Крукшанк. Просто мне всегда паршиво. И раньше и теперь. Это мое нормальное состояние, оно не лечится. Я привык к тому, что мне хочется убить кого-нибудь или сдохнуть самому. Это настолько привычное состояние, что оно даже опасности для общества не представляет, потому что я давно научился это контролировать и с этим жить. Как вы научились мгновенно принимать дежурное сочувственное выражение лица при виде очередного встревоженного родственника. И демонстрировать фальшивую доброжелательную жизнерадостность осточертевшим пациентам вроде меня. Даже тем, о которых вы знаете, что они откинут копыта через час, вы внушаете ложную надежду непонятно на что, вместо того, чтоб сказать правду и дать им время на подготовку. Прощайте.