Казалось, он глубоко вздохнул, и к нему вернулась прежняя энергия, и он вышел из комнаты.
Я быстро вышел из темноты угла.
— Сеньор, — начал говорить Хьюго, но я жестом призвал его к молчанию и вышел в коридор. Когда Каннинг открыл дверь, я увидел такси из аэропорта, водитель ждал на дожде. Генерал сказал:
— Теперь можете отвезти меня в отель. — И захлопнул за собой дверцу.
Хьюго потянул меня за рукав.
— Сеньор, что здесь происходит?
— Мне и самому интересно, Хьюго, — сказал я тихо и быстро пошел по коридору к выходу.
Такси стояло около отеля. Когда я подходил, по лестнице торопливо спустился мужчина в летной кожаной куртке и шапке с козырьком и сел в машину. Такси отъехало. Дождь продолжал лить. Я постоял, глядя ему вслед, но так и не понял, сидел ли в нем Каннинг.
Рафаэля за конторкой не было, но пока я задержался, чтобы стряхнуть с себя воду, открылась дверь слева, он появился и улыбнулся мне.
— Вы добились успеха, сеньор?
— Нет, пожалуй. Это такси сейчас отъехало отсюда? — поинтересовался я.
— А, да. Это был пилот мистера Смита, американского джентльмена, который только что зарегистрировался. Они были на пути в Ла-Пас, но из-за погоды были вынуждены сесть здесь.
— Понятно. Вы сказали: мистер Смит?
— Так точно, сеньор. Я как раз снабдил его выпивкой в баре. Могу я и вам что-нибудь предложить?
— Ну, учитывая мое состояние, большая порция бренди будет данью благоразумию.
Я последовал за ним, расстегивая на ходу плащ. Комната оказалась довольно приятной, со стенами из природного камня и с баром с хорошим ассортиментом напитков с одной стороны. Каннинг сидел в кресле перед камином с пылающими дровами, держа в руке стакан. Он резко взглянул вверх.
— Вот вам и компания, сеньор, — весело сказал Рафаэль. — Собрат гость. Сеньор О'Хаган — сеньор Смит. Сейчас я принесу вам бренди, — добавил он и отошел.
— Как говаривала моя бабушка, в такую ночь хороший хозяин собаку не выпустит, — сказал я, сбрасывая на стул плащ.
Он улыбнулся мне, демонстрируя знаменитое обаяние Каннинга, и протянул руку.
— Англичанин, мистер О'Хаган?
— На уровне Ольстера, — сказал я. — Но не будем об этом, генерал.
Улыбка осталась на месте, изменились только глаза, стали холодными, жесткими, и рука сжала мою руку с удивительной для его возраста силой.
Разрядил обстановку Рафаэль, появившийся с моим бренди на подносе.
— Могу я вам еще налить, сеньор? — спросил он Каннинга. Тот улыбнулся, снова воплощенное дружелюбие, и сказал:
— Попозже, друг мой. Попозже.
— Сеньоры. — Рафаэль удалился.
Каннинг откинулся на спинку кресла, пристально глядя на меня, глотнул немного скотча. Он не стал тратить время на то, чтобы убедить меня, что я ошибся, а просто сказал:
— По всей вероятности, мы встречались раньше?
— Минут пятнадцать назад, в покойницкой, что на следующей улице, — сказал я. — Я скрылся в тени, должен сознаться, таким образом, поставил вас в несколько неловкое положение. Но, конечно, я видел вас и раньше на пресс-конференциях и тому подобных мероприятиях в течение многих лет. Нельзя не знать Гамильтона Каннинга, если пишешь о политике и делах военных.
— О'Хаган, — сказал он. — Тот, что пишет для «Таймс»?
— Боюсь, что именно так, генерал.
— У тебя хорошая голова, сынок, но напомни мне, объяснить тебе относительно Китая. В этом вопросе ты сбился с пути в последнее время.
— Здесь вы эксперт. — Я достал сигарету. — А что с Бауэром, генерал?
— А что с ним? — Он сидел, откинувшись на спинку, скрестив ноги, совершенно расслабленно.
Я рассмеялся.
— Хорошо. Попытаемся с другого конца. Спросите меня, зачем довольно известному корреспонденту лондонской «Таймс» понадобилось тащиться из Лимы в такую дыру, как эта, только чтобы взглянуть на тело человека, называвшего себя Рикардо Бауэр, который упал замертво здесь на улице в понедельник.
— Хорошо, сынок, — сказал он лениво. — Расскажи мне. Я весь внимание.
— Рикардо Бауэр, как скажет вам не один эксперт, был один из псевдонимов, использованных Мартином Борманом в Бразилии, Аргентине, Чили и Парагвае во многих случаях в течение последних тридцати лет.
— Мартин Борман? — удивился он.
— Да, перестаньте, генерал. Рейхсляйтер Мартин Борман, глава канцелярии нацистской партии и секретарь фюрера. Единственный член гитлеровского высшего эшелона, которого так и не досчитались после войны.
— Борман мертв, — возразил он тихо. — Он был убит при попытке вырваться из Берлина. Взорван при переходе моста Вайдендаммер ночью 1 мая 1945 года.