Андрей спал. Он свернулся на сиденье, подложил под щеку ладони, тихо посапывал. Устал — и не удивительно. Если утром не было спектакля, то до трех часов была репетиция, в шесть — снова в театр, спектакль заканчивается около десяти. А когда готовится новая пьеса, то все остаются на репетицию. В часы, которые удается выкроить, актеры торопятся на радио или телевидение, чтобы заработать сверх ста двадцати рублей и аплодисментов, причитающихся им в театре.
Сергеев остановил машину рядом с домом Андрея. Что лучше: торопиться домой, ожидая выговора, или никуда не торопиться? В восемь вечера, в домашних туфлях, вертеть ручку телевизора, слушать, как на кухне жена гремит кастрюлями, или, глядя на усталые лица продавщиц, решать проблему, готовые котлеты или пельмени? Он решил, что столь сложная философская задача сейчас ему не по зубам, вышел из машины, прошелся, разминая затекшие ноги. Уже поздно, пора Андрюшку будить и отправлять домой. Сергеев остановился у тускло светящегося автомата с газированной водой. Странно, но стакан был на месте, удалось отыскать и копейку. Автомат недовольно фыркнул, налив грамм сто двадцать, заурчал: «Давай, давай. На всех не напасешься».
Сергеев решил не спорить, забрал, сколько налили, вернулся к машине. Андрей проснулся сразу, выпрямился, протер глаза, взглянув на часы, выскочил из машины. Увидев воду, он благодарно кивнул, прополоскал рот, а остатком умылся.
— Спасибо. Заходи! — донеслось уже из подъезда.
— Не за что. Обязательно, — ответил Сергеев, вернул автомату стакан и сел за руль.
Ночная Москва щедро распахивала почти пустые улицы. Он выехал вновь на Садовое, поймал ритм светофоров и поехал, как он сам выражался, никуда.
Где вы сейчас, Ричард Петерс? Возможно, тоже сидите за рулем? У вас еще не поздно, ваш голубой лимузин задыхается в автомобильной сутолоке?
Как и следовало ожидать, личное знакомство с четырьмя друзьями ничего существенного не дало. Фантазируя, можно предположить, что роли в компании распределены следующим образом. Петр Левченко, врач, журналист-популяризатор — мозговой центр; инженер Борис Нечаев — развлечение и отдых в кругу друзей; артист Лев Новиков — реклама и представительность; фантаст Николай Зверев — серый кардинал, власть без славы. Такова внешняя схема. Все они одного возраста. Существуют четыре гражданина. Добрые? Злые? Сильные? Трусливые? Какие же они?
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ МАЯ. ВТОРНИК
Начальнику Сергеева, полковнику Василию Васильевичу Павлову — пятьдесят семь лет. Но чтобы поверить в это, необходимо заглянуть в его паспорт. Василия Васильевича очень любят врачи. Когда он приходит на очередной годовой осмотр, врачи довольно потирают руки, оглядывают полковника с такой гордостью, словно это они создали такого здорового и жизнерадостного человека. Несколько лет назад молодой врач, обследуя Василия Васильевича, убежденно сказал: «Не курите, не пьете». — «Как это? — возмутился полковник. — Я что — больной?..» Каким-то образом об этом разговоре узнали в отделе, и в обиходе прижилась фраза: «Ты что, больной?» Затем шутка упростилась, теперь в различных вариантах обыгрывалось слово «больной». Василий Васильевич, конечно, об этом не знал. При случае он мог выпить, консервативно курил папиросы «Казбек», но в кабинете у полковника никогда не бывало накурено.
Сергеев работал с полковником не первый год, взаимоотношения их складывались довольно сложно. Зазвонил телефон, полковник снял трубку.
— Добрый день, Василий Васильевич, Сергеев докладывает. Разрешите зайти?
— Здравствуйте, Олег Николаевич, через десять минут жду вас.
Он не принял Сергеева сразу, хотел побыть еще немного один. Работник Сергеев отличный, и человек вроде хороший, но чувствует полковник в нем какой-то высокомерный холодок. Говорит безапелляционно, всегда уверен в себе; когда оказывается неправ, признает с таким видом, словно все вокруг должны понять: это — случайность. Ошибается он действительно редко. Еще у Сергеева неприятная особенность: непонятно, слушает он тебя или нет. А в конце разговора посмотрит так, что невольно начинаешь вспоминать, не оговорился ли.
Сергеев очень вежлив, безукоризненно исполнителен, но полковник порой чувствует взгляд свысока. Усмешка, еле заметная, мелькнет в глазах на секунду, и нет ее. Трудно мальчику будет. Не каждый ему это простит. И все-таки полковник ему симпатизирует и уверен, что это взаимно.
— Разрешите? — Сергеев вошел бесшумно, аккуратно закрыл за собой дверь.