Я облила его взглядом, полным презрения, и больше мы к теме портрета не возвращались. А самое обидное, что возможности столь же элегантно и с размахом отомстить мне все никак не представлялось!
Вчерашний артефакт ждал меня на рабочем столе. И не успела я сесть, как в кабинет просунулась огненно-рыжая голова Гидеона Равада, бестолкового начальника всея управления. Нет, на самом деле управленцем он был гениальным, и мы все его нежно любили. А бестолковым он считался только потому, что какой толковый начальник мог вот так сунуть голову в дверь подчиненного и, не заходя, почти шепотом поинтересоваться:
— Эва! Правда?
— Если вы про то, что я назвала начальника отдела по борьбе с магическими злоупотреблениями толстым удавом, то врут, — невозмутимо отозвалась я. — Я употребила термин «гад ползучий», а остальное додумали уже его собственные подчиненные. Так что пусть лучше размышляет о том, какую диету выбрать, и не пудрит мне мозги по поводу месячных очередей на эликсирные экспертизы.
Гидеон тяжко вздохнул и зашел, прикрыв за собой дверь.
— Это я, конечно, учту, но вообще меня больше интересовала твоя вчерашняя находка. Амулет подчинения? Правда?
— Да. На крови.
Глава управления вздохнул еще тяжелее и протяжнее.
— Эва, а Эва, давай ты с ним сама разберешься, а? У меня сейчас бюрократических проблем — во! — он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу. — Мне нарушения Конвенции по праву на свободу воли вот совершенно не надо. А ты умеешь — тихонько, эффективненько и чтобы мы все в белом, а виноваты вот те, и те, и те, а не мы с нашим очередным фиаско взять под контроль контрабандные артефакты.
— Он, может, еще наш, — возразила я.
— Фиаско с контролем собственных артефакторов нам нужно еще меньше! — сурово отрезало начальство и чихнуло.
— Будьте здоровы. Ромашечки?
— Артефакт возьми.
— Возьму.
— Ну и ромашечки.
— У секретаря попросите.
— Стерва ты, Эва.
И ушел. Ну вот, а сейчас-то почему?!
Я покачала головой вслед начальству, удалившемуся алкать сочувствия, понимания и горячего чая в другом месте, и опустилась за свой рабочий стол. Стол был когда-то моей премией. Вообще-то весь кабинет был когда-то моей премией.
На тот момент я проработала в управлении уже три года, на правах младшего эксперта. И несмотря на то, что уже год тащила все дела ныне благополучно отчалившего, наконец, на пенсию, а тогда страдавшего глубоким маразмом мастера Клива, не пользовалась ни особой любовью, ни расположением более высокого начальства. Пусть Лидий и был городом Мастеров, и многое здесь было не так, как за белыми столичными стенами — к девице, да еще и знатного рода, поступившей на службу с самых низов, относились с недоверием и подозрением. И в какой-то момент я поняла, что либо сейчас, вот прямо сейчас, я что-то сделаю — либо так и останусь в младших экспертах, пока не надоест. А потом останется только вернуться под крылышко к папеньке и оставить попытка что-то кому-то доказать.
Я пришла к Гидеону, вывалила ему на голову информацию обо всех своих достижениях, о всей той работе, которую я проделала за двоих, и потребовала звание старшего эксперта и собственный кабинет.
— Может, премию? — с интересом поинтересовался глава управления, пока я сверлила его непреклонным взглядом, внутренне готовясь к тому, что мне укажут на дверь.
— И премию давайте, — не моргнув, согласилась я.
Должность и кабинет — дал. Премию зажал, скупердяй.
Я бережно распечатала вчерашнюю находку.
Булавка пряталась в складках длинной форменной юбки и нашла я ее только благодаря собственной целеустремленной педантичности. А еще благодаря тому, что я знала руку Макса, и знала, что Макс никогда не возьмется за заказ со смертельными охранными заклинаниями. А значит, это не только сейф сработал, а имело место столкновение сил, а значит… Значит, артефактов не один, а два.
Правда, я искала что-нибудь вроде амулета-антимагии или еще какого обезвреживающего приспособления, которые часто давали всевозможные сбои в работе артефактов и приводили к неприятным, пусть и в большинстве случаев не смертельным, результатам. А нашла…
Кто бы что ни искал в доме Николаса, он явно готов был заплатить за это головой. А пока вор и случайный убийца не найден, головы рубить будут нам — да как же вы допустили!
Как допустили, как допустили… Всех самовыродков вовремя не отловишь! Чуть отвернешься — глядь, уже новые лезут.
Я аккуратно подцепила артефактную булавку пинцетом, уложила в футляр-гаситель и прошла в смежную с кабинетом комнату, где и располагалась знаменитая лаборатория артефактной экспертизы Управления по контролю магических проявлений.
Лаборатория представляла собой анфиладу из нескольких смежных комнат, которую замыкал, с одной стороны, мой кабинет, а с другой — управленческое хранилище. Комнаты разного размера, оснастки и назначения, в центре каждой — каменный стол, выставленный по уровню с величайшей точностью, расчерченный строгой, выверенной вязью символов. Вдоль стен — верстаки, стеллажи, шкафы. И сами стены, покрытые руническими письменами. Вот эта настенная роспись и сориентированная на нее разметка рабочего стола и определяли назначение помещения.
Сегодня мне был нужен малый ритуальный зал для исследования артефактных воздействий на разумных от четвертого до второго порядка, а, сиречь, лаборатория номер три.
Тесная комнатушка за металлическими дверями с зачарованными замками, почти полностью занятая рабочим столом. Между ним и шкафами вдоль стен — проход не шире полуметра. Освещение только искусственное, от одной старой тускловатой лампы прямо над столом и восьми источников дневного света направленного действия (но мне милее старая лампа, чем эти прожекторы).
В этом месте у кого-то мог бы начаться приступ клаустрофобии. Я его обожала.
Артефакт — на тестовый стол, в центр стабилизирующей звезды. Халат, повязка на волосы, защитный состав на руки, маска на лицо.
Инструменты — в кармашках рабочего пояса, любимого, «счастливого», подаренного на удачу когда-то старым наставником.
Что ж, начнем.
Я хмыкнула. Возможно, практик из меня так себе, но вот теоретик я — на зависть многим.
Пробы. Замеры — физические, магические. Соскобы. Снятие базовых параметров.
Считывание остаточного фона.
Кропотливая, скрупулезная работа. Возможно, и не требующая сияющего гения, но точно так же не чуждая божественного вдохновения!
Экспертиза шла привычным порядком, и черная писчая доска, висящая поверх самого ненужного на текущий момент шкафа, заполнялась закорючками условных знаков. Потом, окончив работу, я перенесу эти значения в отчет, припишу выводы, заверю подписью, личной печатью и печатью управления, и со служебной почтой отправлю в отделение стражи, капитану Лейту, столь трепетно и нежно любимому мной, на радость всем общим знакомым.
Сказать, с чего началась эта неприязнь, я бы не сумела. Как-то попыталась вспомнить — и не смогла. На сегодняшний день весь конфликт держался на отсутствии у капитана чувства юмора и моем любопытстве — мне было интересно узнать, когда он-таки сорвется?
Не слишком красиво, согласна. Ну да я и не гонюсь за титулом ходячей добродетели.
Ребячество, конечно. Но отказать себе в этом маленьком удовольствии я не могла, да и смысла не видела. В конце концов, помех в работе капитану я всерьез не создавала (хотя могла бы!), а от пары уколов никто еще не умер.
К обеду я поняла, что сидеть на месте больше не могу. Три экспертизы подряд, включая кровную булавку из особняка Дианы и чрезвычайно неприятную штучку, сплавленную в нашу лабораторию столичными коллегами, а также центнер исписанной в связи с этими экспертизами бумаги — и я поняла: либо вырвусь на воздух, либо озверею. И выбрала первое.
Гнедой конек, трудолюбивый и смирный, честно отрабатывал свою порцию овса и теплый денник, служебная карета, закрепленная персонально за старшим экспертом управления, катилась по брусчатой мостовой Лидия — мастер-артефактор Эва Алмия ехала на обед.