«Иди в горы, старик, и возвращайся, не тронутый йети», - крикнул он. «Если ты сможешь это сделать, Гхотак узнает, что Дух Каркотека не говорит его устами и что ты и иностранец не лжете».
Я увидел, как на губах патриарха появилась тонкая улыбка.
«Я принимаю вызов», - сказал он. «Свиток не будет подписан, пока вызов не будет выполнен».
Толпа ахнула, из них вырвался громкий шипящий звук, а затем они захлопали. Лиунги сел, потянув меня к себе.
«Он поймал себя в ловушку», - взволнованно сказал старик. «Я понял это и сразу воспользовался этим».
«Но вы верите в йети», - сказал я.
«Конечно, но не то, чтобы он убивал ради Гхотака. Другие убийства были случайностью. Этого больше не повторится».
Я был склонен согласиться со стариком, тем более что я знал, что все истории с йети - это часть дикого фольклора. Может быть, монах поймал себя в ловушку, думая, что старик будет слишком напуган, чтобы принять его вызов. Мои глаза снова были обращены на сцену, когда снова загремел голос Готака.
«Ритуал начинается», - торжественно объявил он. Мгновенно мягкий фон музыки сменился резким, почти пугающим ритмом, настойчивым ритмом, который учащался, замедлялся и снова ускорялся в пульсирующий ритм.
Ситаристы начали мерцающую бесконечную серию аккордов, и пока я смотрел, на помосте появились шесть девушек в ниспадающих вуалях, с обнаженной грудью под тонкой тканью. На каждом было то, что я сначала принял за подсвечники. В каком-то смысле они были, но когда они были установлены, по три с каждой стороны платформы, я увидел, что это восковые фаллические символы, каждый со своим выпуклым основанием. Реалистично оформленные восковые символы подсвечивались на крошечном фитиле на конце каждого из них.
«Воск обрабатывают специальным маслом, чтобы он быстро таял», - прошептал мне старик. Шесть девушек простерлись перед символами, а затем собрались вместе в центре сцены.
«Гхотак, как Верховный лама храма, выберет девушку, чтобы принести в жертву Каркотеку», - прошептал мне патриарх.
Я спросил. - "Кого он может выбрать?"
«Кого-нибудь здесь», - сказал старик. «Обычно он выбирает из храмовых девушек. Девушка, призванная Святым, начнет возбуждать все виды эротических эмоций, какие только сможет, танцами и другими телесными действиями. На сцену будут прыгать разные мужчины и предлагать себя им. она должна выбрать одного, прежде чем фаллосы сгорят дотла, и тому, которого она выберет, она должна отдать себе этой ночью "
Пока я смотрел, Гхотак стоял перед шестью девушками. Затем он внезапно повернулся и указал на публику.
«Я выбираю Халин, дочь Дома Леунги, чтобы предложить дань уважения Духу Каркотека», - кричал он.
Я бросил взгляд на старика. Он ошеломленно уставился на монаха.
"Она не выходит?" - спросил Гхотак насмешливо. «Неужели дочь Дома Леунги слишком хороша для Духа Каркотека? Разве такой дом смеет говорить за Каркотека?»
- прошептал мне старик сквозь зубы.
«Если я откажусь позволить Халин отдаться, я должен прекратить противодействие ему», - сказал он. «Он знает это. Это вопрос личной чести».
«А если ты не откажешься, то бросишь Халин бог знает кому», - сказал я. «Скажи ему, чтобы он пошел к черту. Я найду другой способ добраться до него ".
«Дьявол в монашеских одеждах поразил самое сердце чести и веры», - пробормотал патриарх. Внезапно я услышал стремительное движение сбоку, вспышку оранжевого шелка, проносящуюся по воздуху. Я повернулся и увидел, что Халин мчится к платформе. Я позвал ее, но она даже не остановилась. Когда она забралась на платформу, толпа приветствовала ее. Музыка усилилась, и из урн вдоль стен внезапно вышел вызывающий воспоминания запах - странно возбуждающий запах. Я почувствовал повышенную эмоциональность в аудитории и увидел, что некоторые женщины уже отбрасывают шелковые шарфы, вуали и верхнюю одежду. Халин была на сцене, тихо стояла, а Гхотак удалился, спустившись по краю платформы. Горели фаллические символы, каждый из которых имел свой оттенок яркого пламени. Я поймал взгляд Халин, когда она смотрела на ближайший фаллос, и они сияли странной яркостью. Теперь музыка отбивала свой пульсирующий ритм с почти оглушительной громкостью, и от звука и ритма невозможно было уйти. Они захлестнули меня, как волны океана, погружающие, поглощающие, требовательные. Я наблюдал, как Халин начала танцевать, сначала медленно, затем с возрастающей чувственностью. Я видел экзотических танцовщиц по всему миру, но все они воображали. Халин изменилась, ее глаза были полузакрыты, голова запрокинута. Она приблизилась к каждому фаллосу, слегка лаская восковые изображения, затем обошла каждый, толкая каждую грудь своей грудью. Она раскачивалась взад и вперед, и теперь ее живот начал подниматься и выдвигаться, и она переместилась к центру платформы. Голубые одежды, которые она носила, быстро разорвались, когда ярость ее движений усилилась, а ее тонкие и тонкие ноги пульсировали и раскачивались.