— Вы дома?
Вера Васильевна вышла в залу.
— Я вас слушаю.
— Зачем так официально? Хочу с вами познакомиться… — В голосе никакой двусмысленности, скорее это дань вежливости, чем любопытство. — А где ваш сын?
— У меня их два.
— Познакомьте меня.
Вера Васильевна позвала мальчиков: не стоило обострять отношения с непрошеными гостями, тем более что сами они не давали к тому поводов, да и в присутствии мальчиков разговаривать спокойнее, чем наедине. Она пригласила Шишмарева на крыльцо, всё на виду, еще спокойнее.
В штаб приходили, уходили. Стрекотала машинка. Рижский кричал что-то по телефону. Раза два выглянул на крыльцо Астров, в первый раз Шишмарев подписал бумагу, во второй раз поморщился, выставил писаря.
— Успеется.
Чаще задавал вопросы мальчикам, реже Вере Васильевне, к Пете у него интерес вскоре пропал. Петя молчалив и застенчив, «да» и «нет», «да» и «нет» — вот и весь разговор, а Слава любит поговорить, и к тому же надо говорить. Он показывает свою образованность, говорит и про школу, и про Оскара Уайльда, и про Наполеона…
Шишмарев попросил мальчика показать ему село. Они сходили к церкви, к исполкому, перешли реку, поднялись к школе, вернулись обратно. Слава попросил разрешения попечатать на машинке. Шишмарев приказал Астрову поучить мальчика, похвалил Славу, обещал утром дать пострелять из револьвера и ушел спать. Следом за ним ушел Ряжский. Слава пристал к Астрову, чтоб тот поучил печатать. Астров взял какие-то исписанные с одной стороны листки, показал, как вставлять бумагу, ударять по клавишам, переводить каретку. Напечатал несколько фраз, урок ему вскоре надоел, собрался ужинать, сказал, чтоб мальчик сам учился печатать, не маленький, а если позвонит телефон, чтоб сразу бежал в кухню и позвал бы его, Астрова.
Он ушел, а на столе остались лежать приказы. Слава принялся читать. Он не думал, что все будет так просто — писарь легковерен сверх всякой меры, писаря обмануло отношение к мальчику командира полка. Сунул в карман исписанные листки. На глаза попалась рапортичка на довольствие, и Слава принялся перепечатывать ее — если кто придет, скажет, печатает для практики первый попавшийся текст.
Астров вернулся. На минуту заглянул Гарбуза, придирчиво посмотрел на писаря.
— Никуда не уходи, — приказал Гарбуза. — Здесь и ночуй, поручик небось не придет до утра. — Пальцем указал на мальчика. — А этот чего здесь?
— Подполковник велел обучить на машинке, — объяснил Астров.
— Машинку ломать, — недовольно сказал Гарбуза и угрюмо поглядел на Славу. — Шел бы спать…
Он ждал, когда мальчик уйдет, и тому пришлось подчиниться, пошел к себе за перегородку, а Гарбуза сразу же убрался после его ухода.
Вера Васильевна постелила постели, уложила Петю, легла сама.
Слава перекинул ноги через подоконник.
— Куда это? — встревожилась Вера Васильевна.
— Выхожу один я на дорогу…
— Я тебя серьезно спрашиваю?
— Поброжу немного.
— Ты точно не от мира сего, вокруг война…
— Я далеко не пойду.
Слава спрыгнул в палисадник. Сбегать, что ли, за поповский перекат? «Пить-цить-пить!» Первый день оккупации. Вдруг его дожидаются?..
6
Все трепетало в лунном свете, все светилось ноч-ным волшебством: и листья кленов, и дома на пятачке, и дорога.
Мальчик перелез через забор, спрыгнул позади хаты Волковых, прислушался. Мерный шум несся точно из-под земли, наползал, предостерегал. То корова пережевывала свою жвачку в хлеву у Волковых, то сквозь стену слышался чей-то шепот. Или это показалось ему? Сам придумал шепот?..
Мертвенный зеленовато-молочный свет заливал площадь, исполком высился черной глыбой, окна посверкивали серебряным блеском, да поодаль белело здание бывшей питейной лавки.
У лавки стоял караул, деникинцы хранили в ней реквизированные продукты. Двое солдат сидели на ступеньках низенького крылечка, винтовки лежали перед ними прямо на земле, они курили. Цигарки вспыхивали красными точками, и гуще становилась возле солдат тьма.
Побежать?.. Обязательно остановят!
Его окликнули:
— Кто там?
— Я, — сказал Слава.
Кто ты?
— А у нас штаб стоит, — нашелся мальчик.
Один из солдат узнал его.
— Это тот пацан, что ходил с подполковником.
Слава сделал несколько шагов, его не остановили. Мальчик свернул к реке, вниз. Черт возьми, как хрустят ветки! На реке темно, хоть луна и высвечивает из-за облака. Перебегает запруду. Вверх, вверх, вот и лужайка…