Шабунин обернулся: из-за дальних изб к волисполкому мчалось несколько всадников.
— Прямо как в иллюзионе, — сказал Шабунин, — но запомните: здесь вам придется хватить лиха не меньше, чем на фронте.
— Это, конечно, что и говорить… — вздохнул Быстров.
— Ну, вот и договорились, — Шабунин легонько хлопнул кучера по плечу. — Поехали.
— Кто это? — спросил Слава, когда они отъехали.
— Секретарь укома. Серьезный мужик… А ну, как кричат перепела? — повернулся Быстров к мальчику. — Давай, давай!
Слава подумал, что это очень уж неконспиративно, но подчинился приказу:
— Пить-пить-пить!
И задохнулся от жуткого предчувствия опасности.
3
День стоял удивительный, солнечный и в то же время прохладный, какие бывают только в бабье лето. В открытое окно библиотеки народного дома вместе с неясными сельскими шумами лилось жужжанье запоздалой пчелы, еще собирающей нектар с последних осенних цветов.
Здесь же пахло старым устоявшимся деревом и благородною книжною пылью библиотечных шкафов.
Слава сидел в громадном кресле павловских времен, вплотную придвинутом к окну. На коленях у мальчика лежали книги. А за спиной вздыхал заведующий нардомом, бывший адвокат Андриевский. Он все пишет. Интересно, кому? О чем? Наверное, письма родственникам в Санкт-Петербург, как неизменно зовет он Петроград? Мол, живы, не беспокойтесь, все хорошо… А может быть, заговорщицкие письма? От него этого можно ждать, не любит он Советскую власть… Думая об этом, Слава смотрит в окно на синее небо, на застывшие деревья в саду. Тургеневский день. День из какого-нибудь романа. Из «Рудина» или «Базарова». Впрочем «Базарова» не существует. «Отцы и дети». Отцов и детей тоже не существует. Андриевские не отцы, и Ознобишины им не дети…
Слава вздрогнул, услыхав знакомый голос.
— Что это вы тут пишете, Виктор Владимирович?
Слава поднял голову над спинкой кресла. В дверях библиотеки стоял Быстров, похлопывая ременным хлыстиком по запыленным сапогам. Думают, что он уехал, а он не уехал — ездит себе по волости, появляется то тут, то там, даже вот в нардом заглядывает.
Быстров бросил небрежный взгляд на Славу.
— А, и ты здесь…
И снова спокойно и негромко спросил Андриевского:
— Что пишете?
Андриевский встал.
— Письма.
— Интересно…
Быстров протянул руку, и… Андриевский подал ему дрожащей рукой сероватый листок.
— Мечтаете вернуться в Петроград? — Быстров вернул письмо. — Не советую.
— Я вас не понимаю.
Быстров сел, и Андриевский, немного подумав, тоже сел.
— Проезжал мимо, нарочно завернул предупредить, — сказал Быстров.
— Я весь внимание.
— Вы газеты читаете?
— Иногда.
— О положении на фронте осведомлены?
— Приблизительно.
— Н-да, положение того… — Быстров испытующе посмотрел на Андриевского. — Может случиться, Деникин докатится и до нас…
— Когда?
— Не торопитесь, может, и не докатится. А если докатится, то ненадолго. На всякий случай я и хочу вас предупредить…
Андриевский спросил, стараясь не встречаться взглядом с Быстровым:
— Меня?
— Вас. Именно вас!
…Слава еще не понимает, к чему клонит Быстров, но чувствует, что между ними дуэль…
— Не вздумайте уезжать ни в Петроград, ни вообще. Вы останетесь здесь, будете охранять этот дом. Сохраните все народное имущество. Вам ничего не грозит со стороны деникинцев, но вести себя лояльно. Понятно?
— Простите, не вполне понимаю… — Андриевский, кажется, действительно не понял Быстрова. — Если придет Деникин… Вы хотите связать мне руки?
— Вот именно.
— Превратить в сторожа народного имущества?
— Вот именно.
— Ну, знаете ли… Слишком многого вы хотите от меня, Степан Кузьмич!
— Я хочу сохранить этот дом и все это — книги и прочее для наших людей.
— А вы не думаете, что этот дом возвратят владельцам?
— Не успеют! — Быстров повернулся к Славе. — Ты слышал разговор? Вот мы и поручим тебе помогать Виктору Владимировичу.
Андриевский смерил Славу уничтожающим взглядом.
— Ему?
— Не одному ему, конечно, — молодежи…
«Зря Быстров ему так доверяет, — подумал Слава, — мы бы и без него справились. Неужели Степан Кузьмич не замечает, как ехидно он кривит рот?»
Андриевский между тем встал и, картинно закинув голову, спросил Быстрова:
— Вы знаете, что отличает большевиков от всех политических партий? То, что они вмешивают политику во все области человеческой жизни, ничего не хотят оставить вне политики… — Андриевский встал, прислонился спиной к книжному шкафу. — Взрослые ответственны за свои поступки, да и то не все. Но для чего вы вмешиваете в политику детей?