— В Дьявола?
— В Бога, молодой человек. Не знаю, где вы получали образование, но в Средние века можно было легко угодить на костер за одно только отрицание существования Дьявола или ведьм. Очень легко. И как только появились слуги Дьявола, появилась и уверенность в существовании Бога.
Снова включился селектор.
— Да?
— Он потек, — сказал Круль. — Мне всегда было интересно, им как-то вкладывают запрет в подсознание…
— Конечно нет, идиот, — перебил его старик. — Иначе зачем им носить с собой самоликвидаторы? Качай его.
— Качаю. Сами послушайте.
Громкий стон, низкий, протяжный. Старик снова поморщился.
— Отринувшие, — сказал Круль.
— Нет, нельзя… Отринувшие… Они приказали. Они доверили… нельзя… я первый раз видел отринувшего… слышал… очень хотел увидеть… а он… он такой обычный… как я… нет… не такой, он лучше… он жертвует… жертвует самым дорогим… ради истины… ради веры…
— Я тоже хочу его увидеть, — сказал Круль ровным голосом.
— Да… каждый хочет… увидеть… прикоснуться… это честь…
— Я тоже хочу эту честь, — сказал Круль. — Мечтаю. Где я могу его увидеть?
— Старый город… Возле Старого города… Масличная гора… нельзя… нельзя… — закричал галат. — Вам — нельзя…
— Еще дозу, — глухо сказал Круль.
Звякнуло стекло, галат закричал.
— Я должен его увидеть, — сказал Круль. — Я тоже хочу стать отринувшим. Помоги мне…
— Нет… нет… — Галат захрипел.
— Да держите вы капельницу, — крикнул Круль.
Галат закричал.
— Обезболивающее? — спросил незнакомый голос.
— С ума сошел? Обезболивающее гасит действие микстуры. Совсем голову потерял?
— Тогда он долго не протянет.
— Да пусть сдохнет, мне нужно еще минут двадцать… введи дозу.
Галат продолжал кричать, старик потянулся к селектору, чтобы, наверное, уменьшить звук, но отдернул руку.
— Масличная гора, — выкрикнул галат. — Больно!
— Ничего, ничего, — сказал Круль, — ты скажи, и станет легче. Поделись со мной… Это слова давят. От них больно. Не сдерживайся…
— Дом у дороги… сразу возле автостоянки… вход слева-а-а-а! Его там не будет. Не будет… Но там будет связной… Хекконен… он знает… знает…
— А где ваша база? Кто в твоей пятерке?
— Круль! — позвал старик.
— Кто старший?.. Что? — спросил Круль.
— Оставь допрос на Стасика, а сам бери группу и езжай к тому дому. Быстро. Не рискуй, но и не мешкай.
— Хорошо, — сказал Круль. — Выезжаю. Вернусь — доложу.
Старик выключил селектор, передернул плечами:
— Не могу привыкнуть. Казалось, видел такое, что чувствительность должна была просто исчезнуть, выгореть, но нет.
— Мне один умный человек сказал, — Иван посмотрел в глаза старику, — что самые страшные пытки придумывает человек, который сам их проводить не будет. Если ты не должен будешь сам замараться, то мысли текут легко и свободно. Глаз иголкой выковырять, на абразивном круге, с пяток начиная, сточить — пожалуйста. Только не своими руками. Самые большие подонки в мире — те, кто сам боится замарать руки. Или кому разрешат остаться чистеньким. Мне приходилось общаться с техническими консультантами галат. Умные, работящие люди. Это чисто теоретическая задача, как усилить поражающие действие фугаса. Чистая теория. Набросал схемку, составил рекомендации и вернулся к созерцанию цветка в оранжерее. Смотрю, уважаемый Василий Кузьмич, вы из таких же, ранимых. Книжечки, музычка, негромкая интеллигентная беседа… А лицом к лицу слабо? Кишки своего приятеля — еще живого, заметьте, — с земли собирать, от песка отряхивать и пытаться назад, в распоротый живот сунуть…
Старик взгляд выдержал.
— А вы бы приказали замучить человека? — спросил старик неожиданно спокойно. — Смогли бы приказать вырвать ему ногти? Разрешили бы пытать умирающего? Если это нужно для большого, правильного дела. Если это спасет десятки жизней. Смогли бы? Вам ведь тогда, во время погрома, нужно было не с Администратором пререкаться, а врываться с ходу в офис, выносить всех вооруженных, мочить на хер всех, кто попытался бы помешать выносить детей. Даже детей убивать, если бы они стояли на пути. Так бы вы спасли хоть кого-то. А так — никого не спасли. И сами чуть не подохли, уважаемый господин Александров!
От спокойного, размеренного тона голос старика взлетел вверх и сорвался в хрип.