— Ладно… — пытаюсь я выдавить из себя улыбку и, огорченно вздохнув, поднимаюсь из-за столика, краем глаза уловив презрительный взгляд официантки. — Давай тогда я провожу тебя до метро, а по дороге ты мне и расскажешь, что стряслось.
— Павел, ты правда не обидишься? — умоляюще смотрит на меня Ленка огромными серыми глазами.
Мне на секунду вдруг чудится, что время как будто отступило, и мы вновь — десятиклассники… Но только на секунду, ибо по тому, как торопливо она поднялась со стула, я понял, что мое предложение пришлось более чем кстати.
— Правда, — усмехаюсь я. — Наобижался уже.
Мы выходим из кафе и неторопливо направляемся в сторону Невского. Ленка берет меня под руку и ласковым голоском, в котором слышатся извиняющиеся нотки, начинает уговаривать:
— Я — опять свинья, да?.. Но, знаешь, сейчас я действительно тороплюсь. Но мы с тобой позже встретимся обязательно… Ну, Павел, что ты молчишь?!
— Готовлюсь слушать.
Она становится серьезной и переходит к делу:
— Знаешь, мне тут позвонила моя институтская подруга. Мы с ней, как и с тобой, уже тысячу лет не виделись. Она после института совсем недолго здесь проработала, а потом вышла замуж и уехала с мужем в Нижневартовск. Он сам оттуда — в Ленинграде был на каком-то семинаре, где они и познакомились. Впрочем, это все неважно… Недавно вдруг она мне звонит и говорит, что они с мужем и детьми надумали возвращаться в Петербург…
Вот тут-то и возникли у Ленкиной подруги те самые проблемы, которым я и обязан сегодняшним свиданием. Если коротко, то суть их сводилась к следующему.
Когда в свое время эта подруга — зовут ее Вера Рогова, по мужу Разумовская, — уезжала к мужу в Нижневартовск, то здесь — тогда еще в Ленинграде — оставалась ее мать. До Вериного замужества они жили в комнате в коммунальной квартире на Пушкинской улице. Разумовская, как это и положено, выписалась из этой комнаты, поскольку уезжала на длительный срок. Она слышала, что для всех, кто выезжает на работу на Север, жилплощадь бронируется, так что была спокойна и не утруждала себя выяснением бумажной стороны вопроса. Да и не обращала она тогда внимания на бюрократические формальности — не до того было. К тому же мать все равно остается здесь, в своей комнате, так что вернуться, в случае чего, все равно есть куда. Короче, выписалась — и уехала, никаких бумаг по брони не оформляла.
И вот прошли годы. Страна уже не та — той нет больше, и жить в Нижневартовске стало не в пример тяжелее. Да и семейные проблемы донимают: сына хотелось бы в приличную школу определить, а для пятилетней дочки, как сказали врачи, климат лучше сменить. Да и заскучала Вера по родному городу… Словом — решили возвращаться. С матерью она постоянно перезванивалась, в отпуск всей семьей в Ленинград — теперь уже Санкт-Петербург! — прилетали, так что связь не терялась. Решено было, что Разумовская приезжает сначала одна и готовит почву для переезда всей семьи. Деньги они кое-какие скопили, чтобы жилье купить, и подруга Ленкина должна была узнать: где, что, сколько и как скоро. Примерно месяц назад, когда билет купили, Вера позвонила матери. Та сказала, что ждет не дождется прилета дочери и что скорее бы они уже все приезжали.
И вдруг буквально за неделю до вылета пришла в Нижневартовск страшная весть — мать умерла… Это случилось 19 июля. Телеграфировала соседка по квартире. Вера тут же бросилась звонить домой, но оказалось, что соседка сама ничего толком не знает. Известно только то, что произошло это в больнице. При этом голос соседки показался Вере несколько странным… Кое-как удалось обменять билет на более ранний, но на похороны Вера все равно не успела — добираться пришлось через Москву, да и телеграмма все равно была послана уже через три дня после смерти.
Это, конечно, огромное горе — потерять мать, — но тут уже ничем не поможешь. Да и суть возникшей проблемы совсем не в том. Завязка всей истории произошла тогда, когда убитая горем Вера приехала домой — в ту самую квартиру, из которой она уезжала двенадцать лет назад. Ключей у нее, естественно, не было — дверь открыла та самая старушка-соседка. Веру она в первый момент и не признала, а, узнав, расплакалась. А когда та спросила про ключи от комнаты — кому мать могла их оставить или кому их передали из больницы, — то Разумовскую ждал неприятный сюрприз. Выяснилось, что передавать куда-то или кому-то ключи не было никакой необходимости, поскольку в комнате в настоящее время проживает… мамин муж. Сейчас его, правда, нет, но вот как раз тогда, когда Вера звонила в прошлый раз, он был дома, и поэтому-то соседка и не могла свободно говорить.