Оператор залез обратно в машину, взял руль и поехал дальше, вслед за Газелью, увозящей Тесленко. Никита и Веталь с Русиком смотрели на разорванную гранатой полицейскую машину, из-за которой образовалась большая пробка. Саша, сидящий в Газели, видел лишь облако дыма, и мог только гадать, что же произошло на мосту.
— Это его не остановит, — сказал Оператор, обращаясь ко всем присутствующим.
На просторном левобережье они догнали Газель, останавливать ее смысла не было, и поехали в нескольких метрах позади. А Газель свернула возле метро «Левобережная» направо и поехала по направлению к проспекту Мира. А оттуда прямая дорога вела на Ленинградскую площадь, рядом с которой, как известно, и находился центральный офис Фуршета.
Напротив центрального офиса Газель остановилась, Тесленко поблагодарил водителя и вышел из нее. Полиции возле офиса уже не было, скорой тоже, поэтому Саша направился к себе на третий этаж. Тут уже забрали тела и пострадавших, и сейчас велись ремонтно-восстановительные работы. Но Сашино рабочее место не пострадало. Он сел за него, взялся за голову и сказал самому себе:
— И все это из-за меня?!
— Нет. Из-за тебя произойдет гораздо худшее, если ты это не остановишь, — сказал входящий в помещение Оператор.
Их машина подъехала к офису сразу за Газелью, но Тесленко успел забежать в офис до того, как ее пассажиры успели выйти. И сейчас за Оператором в помещение заходили Никита и Веталь. Руслан, со своим плечом, решил остаться в машине. Во-первых, чтобы не попасть в еще одну перестрелку, а во-вторых, чтобы маякнуть, когда тот ушлепок придет — пояснил он свое решение.
— Опять вы? Что вы от меня хотите? — истерично спросил Саша у Никиты с Веталем.
— Чтобы ты не загонялся со своими АРМ-ами, — ответил Веталь.
— Но это не справедливо! Это ж гениальная разработка должна быть! — крикнул Саша.
Никита тогда не выдержал и ответил ему следующее:
— Я видел, как зарождается жизнь (в пачке крупы на витрине); видел, как умирает другая жизнь (таракан в пирожке в печи); как беременная девушка тащит тяжелый мешок, шаркая ногами, истертыми в кровь; как смеются над ней коллеги; как инвалид пытается достать ящик с верхней полки стеллажа; как здоровый человек, падая с рампы, становится инвалидом; как люди, которым негде спать, отключаются прямо на кучах мусора, рядом с другими, которым нечего есть и которые пытаются найти в этих же кучах еду; и тех я видел, которые эту еду воруют, но по той же причине; и как контроль их ловит и бьет нещадно по почкам, чтоб не повадно было.
Я видел, как происходит то, что у Данте называлось предательством доверившихся: как люди улыбаются в лицо своим ближним и хвалят их, а через пять минут говорят другим, что те долбоебы; как подкладывают в раздевалки и столовые якобы ворованный товар с целью обвинить в своих проблемах других; видел, как из-за нежелания работать сотрудники портят технику (вставляя палку в системник, чтоб не крутился охлаждающий вентилятор); как умышленно удаляются важные документы, чтобы потом можно было сказать «я ничего не видел»; я видел, как люди плакали из-за того, что их подставили и несправедливо обвинили в том, к чему они не имели ни малейшего отношения.
Я видел, как умных и толковых убирали с должности (за то, что сильно умные); как глупые и бестолковые становились на их места; как в администрации появлялись люди, не умеющие ни грамотно писать, ни внятно говорить; как не могли ничему научится те, кто работал годами; как покрывали их вышестоящие и помогали все остальные; видел, как кладовщики не могли пересчитать накладную, в которой из двух позиций одна вычеркнута; видел также кладовщиков, жалующихся, что у них «калькулятор неправильно считает»; как из года в год снижался коэффициент образованности кадров; как в базу вводились наименования с грамматическими ошибками и как суржик становился языком общего пользования на отдельно взятой территории.
Я видел пустые витрины, до которых никому нет дела и склады, забитые товаром, который некому вывезти и выставить; видел грязь и кучи говна в торговом зале рядом с продуктами; видел, как крысы смотрят на покупателей бусинками глаз; как мыши попадают в мясорубки, а тараканы — в тестомесы; как хлеб, упавший в лужу, выкладывают на витрину, даже не протерев; и видел я бухих, обдолбаных, обрыганых продавцов, доказывающих что-то покупателям, да и не только продавцов.