Кэффри поднял взгляд на Дамьена: тот уже спустился с лестницы и прикуривал сигариллу из тоненькой пачки. Подождал, пока огонек не займется, и выдавил из себя жалкую улыбку.
— А лишней сигаретки не найдется?
— Да, конечно. Вы в порядке?
— Вот выкурю и буду в полном порядке.
Дамьен открыл и протянул ему пачку. Кэффри взял одну, прикурил, затянулся и задержал дыхание, чтобы успокоить пульс.
— Вы вроде собирались уходить? Передумали, что ли?
Кэффри вытащил сигариллу изо рта и выпустил долгую сладостную струю дыма. Кивнул.
— Вот-вот. Вы не поставите чайник? Похоже, мне придется у вас немного задержаться.
— А что такое?
— Хочу серьезно с вами поговорить. Расспросить про вашу жизнь.
— Мою жизнь?
— Так точно. Вашу. — Кэффри встретился взглядом с Дамьеном. У него появилось пусть пока робкое, пьянящее ощущение, что пазл начинает сходиться. — Мы заблуждались. Не Алиша была его мишенью. Она его не интересует. И никогда не интересовала.
— Тогда что? Кто же его интересует?
— Вы, дружище. Его интересуете вы. Он проявляет интерес к родителям.
Джэнис Костелло сидела за широким деревянным столом в огромной кухне своей сестры. Она провела здесь большую часть дня, после того как Ник увела ее, замерзающую, из сада. Перед ней периодически возникали кружки с чаем и какая-то еда, откуда-то приплыла бутылка бренди. Она ни к чему не притронулась. Все казалось ей нереальным. Созданным для кого-то другого. Как будто существовал невидимый барьер, за которым повседневные вещи — вроде тарелок, и ложек, и свечей, и картофелечисток — предназначались исключительно для счастливых людей. Не для таких, как она. День тянулся бесконечно. Около четырех словно из ниоткуда возник Кори. Вошел в комнату и остановился в дверях.
— Джэнис, — только и сказал он. — Джэнис?
Она не ответила. Даже смотреть в его сторону было выше ее сил, и в конце концов он ушел. Она не поинтересовалась куда. Просто сидела, обхватив себя руками, с плюшевым кроликом Джаспером под мышкой.
Она пыталась воскресить в памяти последние минуты, проведенные с Эмили. Они лежали в одной кровати, это точно, но она не могла припомнить, лежала ли она на боку, обнимая дочь, или на спине, обхватив ее рукой, а может, — эта мысль была непереносима, — она вообще уснула, повернувшись к Эмили спиной. Но неприглядная правда заключалась в том, что после бутылочки игристого Джэнис скорее думала про Пола Проди, который спал на выдвижной софе в гостиной, вместо того чтобы держать в своих объятиях Эмили, всей грудью вдыхая ее запахи. И вот она цеплялась за память, тянулась к ней, как выбившийся из сил пловец тянется к берегу. Стремилась ухватиться за последнюю ниточку, связывавшую ее с дочерью. Запах волос, теплоту дыхания.
Джэнис уронила голову на стол. Эмили. По телу пробежала судорога. Возникло непреодолимое желание биться лбом о стену. Проткнуть себя насквозь. Вырубить мозг. Она крепко зажмурилась. Попробовала сосредоточиться на практических вещах. Вспомнить галерею лиц, прошедших мимо нее во время ремонта дома. Эмили была в восторге от рабочих: они разрешали ей залезать на свои стремянки, совать нос в их ящички с инструментами и ланч-боксы, рассматривать их бутерброды в целлофане и пакетики с хрустящим картофелем. Джэнис пыталась разглядеть среди них Муна, увидеть его стоящим в кухне, возле стойки, с кружкой чая. Не получалось.
— Джэнис, дорогая?
Она вскинула голову. На пороге стояла Ник, одной рукой приподняв сзади свои рыжие волосы, а другой массируя шею.
— А? — Лицо Джэнис превратилось в ледяную маску. Она при всем желании не смогла бы придать ему живое выражение. — Что? Что-нибудь случилось?
— Ничего. Новостей нет. Но нам надо поговорить. Детектив Кэффри хочет, чтобы я задала вам несколько вопросов.
Джэнис положила на стол руки, безликие обрубки мяса, и отодвинулась на стуле. Медленно, как деревянная, встала. Я похожа на марионетку, подумала она: ноги-тумбы, руки оттопырены. Она прошаркала в просторную чопорную гостиную — камин в углу потух, большие уютные кресла словно застыли в ожидании, запах дымка витает в воздухе. Она тяжело опустилась на диван. Из другого конца коттеджа доносились звуки телевизора. Наверное, его смотрят сестра с мужем, а звук сделали погромче, чтобы, когда они произносят «Эмили», она, Джэнис, не услышала. А то еще закричит, да так, что затрясутся и полопаются оконные стекла.
Ник зажгла маленькую настольную лампу и села напротив.
— Джэнис… — начала она.