— Без понятия.
— Он пожимает плечами: «То-то он показался мне тяжеловатым, когда я его двигал». Он показался мне тяжеловатым, когда я его двигал!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что некоторые представители вашей профессии — к вам, разумеется, это не относится, — но некоторые представители вашей профессии настолько зашорены, что не замечают очевидных вещей. Они отшвыривают ногой покаянную записку преступника с признанием своей вины, чтобы только добраться до пятен крови на стене.
Оэмпэшник поджал губы и снова взглянул на него с некоторым превосходством.
— Машину проверили, мистер Кэффри. Она поступила к нам утром на «медосмотр» и с учетом приоритетности запроса пошла первым номером. Мы осмотрели ее от головы до хвоста. Все до мелочей. Днище было чистым — никаких устройств.
— Вы лично присутствовали при этом?
— Не пытайтесь на меня это повесить. Я не должен наблюдать за каждой проверкой.
— Значит, вы не видели, как она проходила?
— Говорю вам, все было сделано добросовестно.
— А я вам говорю, что ничего подобного. Вы не проверили ее как следует. По крайней мере, найдите в себе мужество признать это.
— Я не нахожусь в вашем подчинении. — Указующий перст, казалось, готов был проткнуть Кэффри. — Я не коп, и ваши правила на меня не распространяются. Не знаю, как вы тут проводите свои разборки полетов, но я не обязан все это выслушивать. Вы еще пожалеете о том, что так со мной разговаривали.
— Возможно, хотя и маловероятно. Вы можете идти. — Он сопроводил эти слова жестом в сторону двери. — Смотрите, чтобы она не хлопнула вас по заду.
— Смешно. Я вижу, вы шутник. — Оэмпэшник скрестил руки на груди. — Спасибо, что предупредили. Пожалуй, я останусь. Мне начинает здесь нравиться.
— Как вам будет угодно. Доставьте нашим девушкам удовольствие.
Кэффри повернулся к водителю, который отвез семью Костелло на первую конспиративную квартиру. В костюме и при галстуке, он подался вперед, упершись локтями в колени и уставившись в одну точку на груди у детектива.
— Ну? — Кэффри тоже наклонился вперед и склонил голову набок, чтобы перехватить его взгляд. — А вы?
— А что я?
— Разве вас не учили проверять машину, прежде чем вы в нее садитесь? Мне казалось, что так положено — садиться в транспортное средство только после предварительной проверки. Что это вошло в привычку. Стало своего рода рефлексом.
— Что я могу сказать? Я сожалею, что так случилось.
— И всё? Вы сожалеете?
Водитель сделал выдох и откинулся назад. Он развел ладони, глядя в сторону старшего оэпэшника, сидящего с надменным лицом.
— Вы только что просили его набраться мужества и признать свою вину. Лично я признаю. Не проверил. Не знаю, где были мои мысли. Мне жаль. Очень жаль.
Кэффри смотрел ему в глаза. Что на это ответишь? Парень все сказал. А он, Кэффри, выглядит болваном: расселся этаким Нероном на гладиаторских боях и с видом вершителя судеб крутит карандаш между пальцев. Все они дали маху, наломали дров, а угонщик обставляет их на каждом шагу. Есть от чего ужаснуться.
— Черт. — Он швырнул карандаш. — В каком же мы дерьме!
— Это вы в дерьме. — Оэмпэшник поднялся и выжидающе повернулся к дальней двери. — Вы, не я.
Обернувшись, Кэффри увидел пухленькую девушку в черном брючном костюме, которая шла в их сторону, лавируя между столами. Безукоризненно прямые блондинистые волосы и рыжеватый загар делали ее почти неотличимой от его сотрудниц, занимающихся индексацией. Однако, судя по тому, как она озиралась вокруг, это была новенькая. В руке она держала большой конверт.