— Опять про церковную утварь задачу решаешь? — толкнув его в бок, спросил Леонид Румянцев, участковый Шильпуховского участка, — Пречистенскую церковь совсем раздели. Дерзко работают. И концы ловко прячут. А может, как в Нагорском, уже и ниточка тянется?
Михеев приложил палец к губам, дескать, совещание идет. Но вопрос вывел его из задумчивости. Он медленно рисовал в блокноте странные физиономии с глазами-щелками, фигурки, разбегающиеся от милицейского свистка… За длинную дорогу еще не все передумал.
Шла массовая коллективизация, и то тут, то там показывали свое злобное лицо враги колхозов — кулаки или замаскированные недобитки контрреволюционной своры Савинкова и «зеленых» банд Озерова. Хватало и любителей чужого добра, грабителей, убийц.
Леонид Румянцев хорошо знал михеевские заботы. До того, как переехать в Закобякино, Михеев работал инспектором в Шильпухове и ему, Румянцеву, передал свой участок, ввел в курс дел, уже давних и тех, что еще не были раскрыты. Случай в Нагорском они расследовали вместе. У местного пастуха, человека бедного и многодетного, украли четыре мешка пшеницы. Кто? Возникали и проверялись разные версии. Михеев ездил по деревням, беседовал с людьми, искал зацепку. У деревни Перья, на берегу реки Костромы разговорился с перевозчиком, увидел — в травяной лунке задержала морду собака, нюхала, лизала что-то. Присмотрелся — кровь! Где брызгами, где бусинками бежала кровавая цепочка по песку, по траве… Ищи, Джек, ищи!.. Не иначе, засекла ногу лошадь. Не на той ли лошади увозили зерно? Ищи, Джек!
Джек, черный с подпалом доберман-пинчер, уверенно шел по следу. Он привел Михеева к самому дому. При понятых — троих деревенских мужиках — участковый приказал хозяевам не трогаться с места и произвел обыск. Пшеницу нашли тут же, в подполье, четыре мешка, мешок к мешку, ни одного зернышка не обронено. Украли ее у пастуха братья Жаровы, зажиточные и вроде бы смиренные люди. Невозмутимое спокойствие и равнодушие хозяев тут же исчезли, а Михеев задумался: зачем братьям Жаровым пастухово зерно? У самих закрома полны, ломятся от зерна, так от чужих голодных ртов последнее отняли. Михеев запомнил громадные, узловатые руки братьев, вздувшиеся в ненависти жилы. Натура кулацкая? Нет, не кулаки они. А вот поди ж ты, живуча подлая страсть к копилке, захлебывается человек, безумным становится.
В Нагорском рассказали о смекалке и чутье Михеева, люди поверили в то, что этот человек поможет им жить легче, радостнее, оградит от зла и обид. Они разглядели беспокойную душу Михеева, поняли его сердце.
От отца своего, Георгия Александровича, питерского рабочего, Михаил унаследовал честность и неподкупность, требовательность к себе и уважение к людям, готовность верой и правдой служить народу. Михаил и сам поработал в Питере «в мальчиках» у купца Морозова, воротилы из бывших любимских кулаков, и узнал бедность, бесправие и нищету.
М. Г. Михеев.
Сколько вдов и сирот нашли у него помощь! Одним он хлопотал пенсию, другим добивался помощи в ремонте дома, у третьих детей отправил учиться. Как он жалел, что сам не получил настоящего образования! Приходская школа дала невеликий запас знаний, но Михаил Георгиевич много читал, каждый день внимательно просматривал, от строки до строки перечитывал «Правду», любил «Рабочий край», свою любимскую газету «Северный колхозник». Учился бдительности. Бывало, и беседы проводил о «текущем моменте» и международном положении.
— Враги наши, — говорил он, — коварны.
Единоличники в том году еще имели за собой почти четверть посевных площадей. Им давался определенный план сева, однако некоторые под влиянием кулаков отказывались сеять, чтобы не сдавать зерно государству.
У крестьянина Ефима Гасникова была в хозяйстве лошадь, корова, другой скот, семена. Дети взрослые, помощники. А принять план посевной отказался: «Не буду сеять и все! Сажайте!»
— Злостный саботаж? — думал Михеев. — Или другое? Надо ли передавать дело в суд? Мужик-то работящий.
И Михеев беседовал с Ефимом — как друг, не как официальный представитель власти. И потом радовался, когда, засеяв свой клин, Ефим писал заявление: «Как уберу урожай, прошу принять в колхоз «Красная заря». Передам артели и тягло, и зерно…»
А Егору Кузнецову в приеме в колхоз отказали — надел велик. Егор подал заявление вторично. Рассмотрели правленцы «Красных полей» Егорову бумагу во второй раз и решили: «Вырастишь и сдашь весь лен высоким номером — посмотрим». Лен не удался Кузнецову. Он продал лошадь и купил другую — поплоше. На вырученные деньги приобрел хороший лен. Опять не приняли. Почему, спросили, хорошую лошадь продал? В колхозном хозяйстве хорошие лошади нужны.