…Леонид Федорович сначала продвинул пешку, а затем сделал ход конем. Улыбается, словно бы извиняясь за доставленные партнеру неприятности:
— Кажется, вам мат.
Я слышал от коллег Ровенкова — шахматы его страсть, готов играть в любую свободную минуту.
— Они тренируют мысль, дают голове хорошую нагрузку, — поясняет Леонид Федорович.
Впрямь, бесчисленно количество ходов, множество самых сложнейших и неожиданнейших ситуаций заключает в себе шахматная доска. Ну, а его, Ровенкова, работа — не то ли примерно самое? Тут нельзя без таких качеств, как эрудиция, способность глубоко и всесторонне анализировать, логически точно мыслить. Ведь приходится решать задачи сразу со многими неизвестными. Причем решать быстро, оперативно и даже рисковать собственной жизнью. «Нелегко», — сказал сам. Так где тот изначальный смысл, заставляющий его любить свою профессию, быть преданным ей, и которая, как и любое другое дело, требует максимальной отдачи сил, самого настоящего творчества?
…Она так и представилась:
— Зашла поговорить по душам.
— Пожалуйста, прошу садиться.
Леонид Федорович внимательно слушал молодую женщину и думал: разумеется, в чем-то она права. Но ведь всякая профессия по-своему распоряжается человеком. Что поделаешь? Обязанности, долг. Надо исполнять их по душе. Конечно, для нее лучше, если ее муж, подчиненный Ровенкова, недавно поступивший в отдел, возвращался бы каждый раз домой точнехонько, минута в минуту, работал «от» и «до». Но служба. Раз нужно — вызывают и в ночь. Беспокойно! Но по-другому невозможно.
Понимающе качает головой:
— Да, да, бывает, — и очень доверительно, как-то по-домашнему, рассказывает: — Вера Алексеевна, жена моя, случалось, ох как прорабатывала меня! Попадал под горячую руку. Дескать, квартиру забросил, редко детей видишь. А разве все объяснишь? Сейчас не то что привыкла, знает: иначе-то отцу, мне то есть, — нельзя. Служба у него — милицейская.
Вздохнул:
— Да и годы не те, выросли и сыновья. Один, Вячеслав, в армии служит, другой, Владимир, — тот недавно демобилизовался. Сейчас на моторном работает.
Леонид Федорович откинулся на спинку стула, поглядел на часы. «Ого, вот видите!» — улыбнулся не без лукавинки, лучиками сошлись морщинки возле глаз, и закончил свою мысль:
— Помните, у Маяковского, Это он писал о дряни и ерунде, которые все еще ходят по земле и которых надо скрутить. Этой дряни становится все меньше. Но пока она есть, существует, мы очень нужны обществу, людям…
Часто ли мы, беря, скажем, в магазине свежий, вкусный хлеб, задумываемся над тем, что в нем, в этом хлебе, неустанные заботы земледельца, его беспокойный труд: ведь все начинается с маленького зернышка, брошенного в заботливо ухоженную землю. Столь же естественно, как хлеб, как воздух, представляется нам порядок вокруг нас. Нежно шепчутся влюбленные. Приветливо встречает тебя по утрам заводская проходная. Не им ли, людям в милицейских шинелях, в значительной степени обязаны этим?
Людям, которые ведут большую, кропотливую, нередко невидимую для многих из нас работу. Надежным стражам правопорядка, нашей социалистической законности. Значит, труд их сопричастен ко всему — и к машинам, созданным руками рабочего, и к радости новоселов, и к открытию ученого, и к стихам, написанным в минуту вдохновения поэтом.
— Сколько мы с ним вместе? Давно уже. Удивительный человек наш Федорыч — так мы его между собой называем. Шутка ли, все эти годы проработать на одном месте, в Красноперекопском районе. Пришел работать в милицию после службы в армии. Дело отлично знает. Нет, пожалуй, ни одного преступления, в раскрытии которого Леонид Федорович не принимал бы самого непосредственного и активного участия. — Заместитель начальника Красноперекопского районного отдела милиции начал перечислять операции, в которых, как он сказал, проявился талант Ровенкова… Операции, многие из которых по своему характеру, по фабуле, методам их проведения могли составить честь лучшим образцам детективного жанра.
— Да он для уголовного розыска родился! — продолжал Марат Наумович Зайденшнир.
— Если хотите, все мы здесь в той или иной мере его ученики. Он пример во всем и как работник, и как коммунист. Не раз избирали его членом партийного бюро… Словом, когда Ровенков здесь, с нами, все будет сделано как положено. Можно быть спокойным.
Сам Леонид Федорович относится к этому несколько иначе.