— Пойдем-ка, глянем.
Они с Доценко выбежали на улицу. Но от окон барака до утоптанной дорожки на протяжении нескольких метров снег оставался нетронут, на нем отсутствовали любые следы.
С утра разнесся слух, что ночью мертвая Даниловна стучала в окна еще нескольких домов. Следов на снегу она не оставляла, но кое-кто успел заметить ее черную, сгорбленную фигуру, будто плывущую над снежным покровом. Чуть не плача, молодая женщина утверждала, что Даниловна, заглянув к ней в окно, простонала страшно:
— Похороните!..
В поселок неожиданно вернулся зять пропавшей. Кравцов позвонил в район и узнал, что подозреваемого отпустили, так как виновность его в убийстве ничем не подтверждается.
Народ на улицах перестал здороваться с оперативниками и избегал всяческих разговоров с ними. Глава администрации объяснил, что жители винят милиционеров в плохой работе, дескать, если б нашли тело, можно было бы его предать земле, чтобы покойная угомонилась. Днем опера в самом центре поселка столкнулись с группой подвыпивших парней, которые дерзко, по какому-то пустяку затеяли с милиционерами ссору, быстро перешедшую в рукопашную. Только предупредительный выстрел в воздух разогнал забияк.
На исходе дня стало известно, что кое-кто собирается ехать в район — звать в село батюшку, чтоб отслужил молебен и покропил святой водой. Глава администрации посоветовал сыщикам:
— Ехали бы вы тоже, ребята. Толку не добьетесь, а народу виноватые нужны. Неровен час, заваруха какая выйдет!
Доценко принялся молча собираться. Кравцов понимал, что глава прав — люди могут излить свой страх в агрессию.
— Значит так, — сказал он напарнику. — Зять бабку не убивал — это факт. Других подозреваемых нет. Подеваться ей некуда. Давай еще раз обыщем подворье.
— Да что толку?!
…Труп Даниловны обнаружила охотничья собака, которую привел на подмогу внештатник участкового. Лайка, скуля, вдруг принялась рыть лапами уже не раз переворошенный снег под самой проволочной изгородью, разделяющей огороды. Кравцов сунулся ей помогать…
Несчастная полуслепая Даниловна в тот роковой вечер вышла из дома, скорее всего, в туалет. Метель замела все дорожки, старуха на первых же метрах сбилась с пути и забрела в ту часть огорода, где под проволочной изгородью, на меже, имелось углубление. Потеряв ориентацию и обессилев, Даниловна упала и скатилась в яму, где ее занесло снегом… Изгородь-то и помешала во время предыдущих поисков обнаружить снежную могилу старухи. Судебно-медицинский эксперт, не обнаруживший признаков насилия, констатировал смерть от переохлаждения и указал ее время — тот самый вечер, когда Даниловна исчезла.
Недалеко от административного барака участковый нашел в снегу длинный, тонкий шест. Поразмыслив, он к вечеру «вычислил» троих подростков, которые, как выяснилось, развлекались тем, что по ночам, не сходя с утоптанной тропы, стучали палкой в окна, пугая жителей, а заодно и милиционеров.
После похорон Даниловны жизнь в поселке вошла в обычную колею.
В этой истории мне не дают покоя два вопроса: откуда взялись первые свидетели, утверждавшие, что встречали потерпевшую, когда она давно была мертва, и отчего в наши дни нелепые россказни о призраке с такой легкостью посеяли страх и ненависть среди людей? Ответы на них представляются следующими.
Однообразная, круто замешанная на пьянстве жизнь в поселке делает один день неотличимо похожим на другой. В событийно-временном ряду отсутствуют яркие ориентиры, а спиртное замутняет человеческое сознание и притупляет память. Первый свидетель, скорее всего, просто перепутал дни, когда он встречался с пострадавшей, и упорствовал в своей ошибке с упрямством, свойственным алкоголикам. Прочих к точно такому же заблуждению подтолкнули целенаправленные расспросы самих оперативников.
Но не мнимая тень злосчастной старухи помрачила здравый смысл людей, посеяв ужас и злобу в их душах, а тень вполне реальной беды, вырождения и упадка, давно нависшая над небольшими населенными пунктами края — отсутствие работы и жизненных перспектив, нищета, информационная изолированность, с давних пор сверх всякой меры распространенное здесь пьянство… Негативно-монотонное выморочное существование, выживание, по сути, не сулящее надежды на завтрашний день, вызывает депрессию, озлобляет людей, подталкивая их к неадекватному восприятию действительности и иррациональному поведению. Социально-экономический упадок опасен еще и тем, что влечет за собой необратимый интеллектуальный и моральный распад личности и общества.
Вот этих-то зловещих призраков стоит бояться всерьез.
Кирилл Партыка
Однако, начальник, понятно
Лет двадцать назад посчастливилось мне побывать на Чукотке. Жил в Билибино, работал после окончания авиационного училища в аэропорту Кепереем. Те немногие годы оставили во мне массу впечатлений и воспоминаний.
Тех, кто считает, что анекдоты про чукчей специально выдумывают, попытаюсь заставить в этом усомниться. Если кому что не понравится, извините, но это правда жизни…
Как бы не было странно для меня, но тогда я узнал, что чукчей тоже берут на военную службу…
Кстати, призывников в райцентр доставляли вертолетом, который, помотавшись с офицером военкомата по оленеводческим стойбищам, откуда их выдергивали и идентифицировали, садился на спортплощадку близ военкомата…
На время призыва при райвоенкомате разворачивался сборный пункт. Собственно, кабинеты сотрудников военкомата занимали лишь часть первого этажа, второй же этаж представлял собой большую казарму, где призывники-чукчи могли находиться неделю-другую на полном гособеспечении, пока пройдут, извините, санобработку, все медосмотры и комиссии, пока им восстановят все документы…
Для обслуживания всего этого процесса военкомат на этот период призывает, как на сборы, офицеров запаса. Но такие «сборы» однажды попал и я.
…В один из дней вручает мне офицер военкомата требование для фотосалона, дает листик бумаги с фамилиями двух призывников — выполняй! Чего, казалось, проще — чукчам сделать фото 3х4 для военных билетов?…
Подхожу с ними к Дому быта, заглядываю в дверь фотосалона — ни одного клиента. Ну что я туда пойду, подумал, покурю лучше на улице — день-то какой теплый! Отдаю одному из чукчей требование на фото, назначаю его старшим (у него от гордости на груди чуть куртка не треснула!), спрашиваю:
— Понятно, — вам двоим надо сфотографироваться, «три на четыре»?…
— Однако, начальник, понятно…, - отвечают.
Зашли они к фотографу. А я остался на крылечке покурить. Жду их. Курю-курю, жду-жду… Ну, наконец-то, вышли.
— Что так долго? Сфотографировались?
— Однако, да, начальник…
Отвел я их обратно в военкомат. А ближе к вечеру пачку фотографий и негативов, накопившихся у фотографа за пару дней, не глядя в содержимое, принес уже другой собрат по сборам…
…Взрыв смеха из кабинета начальника отделения был такой огромной силы и так неожиданен, что мы аж вздрогнули! И почти мгновенно смех перешел в истерику! Тут, сквозь доносившиеся визги и завывания, слышу крик — меня зовут.
Вид у офицеров был, скажу я вам — Гайдай бы со своими комедиями от зависти лопнул!..
Один из офицеров, со слезами на глазах, всхлипывая и, пытаясь подавить смех, спрашивает меня:
— Сегодня ты двоих на фото водил?…
— Ага…, - недоуменно отвечаю.
— Ты где был, когда они фотографировались?..
— На крылечке курил, а что?..
Тут он мне протягивает листик с шестью фото 3х4, а там на каждом из снимков мои подопечные… ВДВОЕМ!