– Значит, решил оставить Шахову послание… – Подытоживает Паша и задаёт вопрос, который собираюсь задать я: – Сейчас что, едет сюда?
– Не знаю, – напряжённо пожимает плечами Волохов.
– То есть как? А «ножи» твои что говорят? Они же с тобой на связь вышли?
– Они. Только вот Княшич «ножей» взял только чтобы попасть в офис, а потом отпустил. Приказал на улицу выйти и возвращаться в клуб. Парни вышли, но остались неподалёку, конечно же. Сейчас положение такое, что в офис прибыла дополнительная охрана, а затем скорые и катафалки. Вывезли три тела в закрытых мешках. Мои люди уже пытаются выяснить, кого именно. – Он тяжело вздыхает и, виновато покосившись на меня, говорит: – Потому что Княшич из здания своими ногами не выходил.
Музыка вдруг взрывается, будто ди-джей слышит наш разговор, подошедший к страшному моменту, и решает сопроводить слова Волохова соответствующе. Мои колени, ноющие от нескольких часов стояния на каблуках, дают слабину и начинают подгибаться. Я вовремя напрягаюсь всем телом, чтобы не упасть и не дать кому-либо заметить.
– Он мёртв? – мой голос звучит низко, с вкраплениями льда. – Если знаешь, лучше скажи.
– Не знаю, но такая вероятность есть. – Волохов пытается вручить мне жалостливую улыбку, но она мне не нужна, как и сочувственный взгляд Павла.
– Тихо, – твёрдо говорит Паша. – Ждём. Без паники.
– Идите и работайте. – Я позволяю себе высокомерный тон, впервые отдавая приказ директорам. Мужчины переглядываются и ведут немой диалог глазами. Мне откровенно плевать, что они обо мне думают, даже если считают меня никем. Я продолжаю. – Делайте всё, что нужно. Узнайте где он и если необходимо – отправьте помощь. Быть может, он застрял там.
Какое-то время Никита смотрит на меня, скрипя челюстью с неправильным прикусом, но вскоре кивает и уходит. Паша остаётся и говорит фразу, которую я сама себе привела в качестве аргумента.
– Что-что, а незаметно прошмыгнуть с объекта он умеет. В совершенстве. Поверь мне.
Не вижу смысла ему отвечать. Всё, что творится в моей голове, похоже на гвозди, обёрнутые в тончайший шёлк. Я одновременно хочу вопить от боли, перекрикивая тонны пульсирующей музыки, и борюсь с желанием невозмутимо спрыгнуть вниз. Только если его больше нет…
Всё о чём я могу думать какое-то время, это принимать отвратительную мысль, что осталась одна. От мысли что Даня мёртв, я чувствую себя крошечной, ничтожно маленькой, будто даже капля пота, бегущая по виску Паши способна сбить меня с ног и утопить. Но в то же время я ощущаю себя необъятной, безразмерной, словно если глубоко вдохну, здание клуба затрещит по швам, сваи сломятся от натиска и я стану причиной гибели всех людей под этой крышей.
Толпа вдруг сливается в пёструю жижу, не способную быть чем-то важным, будто ни у кого из людей вокруг никогда не было лица и никогда не будет. Они лишь масса. Все они не способны заменить мне его, ни поодиночке, ни все вместе.
Только если его у меня отобрала моя же глупость…
Он не хотел, чтобы я говорила с прокурором. Предупреждал. Но моё любопытство и внезапно обострившаяся уверенность в себе…
Только если его у меня отобрала моя развязность и его отказ от холодного расчета всегда и во всем…
– Рита, – голос Паши возвращает меня из пропасти на вершину лестницы. Мой взгляд фокусируется, и я мгновенно вижу чёрную тень, пробирающуюся к ступеням. Только у него одного есть лицо, и я готова отдать всё, за то, что вижу это лицо снова.
Даня выглядит так, будто ничего не произошло, будто выходил подышать прогорклым воздухом на крыльце. Мы трое уходим в кабинет, по пути к нам присоединяется Волохов. Муж не произносит ни слова, но лишь бросив на меня взгляд, понимает, что я на грани падения и всю дорогу придерживает за спину.
Мой мозг погружается в спокойствие. Я заставляю себя забыть все те жуткие картины, что уже нарисовала в голове, стоя на стальной площадке. Теперь, вцепившись в руку мужа, я думаю о всякой ерунде. Например, пытаюсь уловить в памяти тот момент, когда за нами закрепились эти места в кабинете владельца.
Директора входят первыми. Их забывчивость пропустить даму вперёд не расценивается, как невежливость – они оба понимают, что я как можно дольше буду стоять с мужем. Никита садится на стул по левую сторону, Паша подставляет второй и опускается рядом. Они оба развёрнуты к пространству между столом и кожаным диваном, на котором я и собираюсь разместиться. Но Даня мне не даёт. Он проводит меня вперёд. Каблуки моих туфель цокают, его ботинки неизменно гремят. В следующее мгновение происходит то, что удивляет меня не меньше, чем Павла и Никиту: я оказываюсь на кресле во главе стола.