Конечно, мне хотелось услышать хоть парочку красивых слов, хотя очевидная лесть расстроила бы меня так же, как и отсутствие похвалы.
Правильным было вообще не зацикливаться на этом и отдаться ощущениям.
Я никогда бы не подумала, что на моем теле так много чувствительных мест, кроме очевидных. Касания его пальцев на моих губах, на шее над пульсом ощущались так же прекрасно, как и между ног. Я никогда бы не поверила, что игра губ и зубов на сосках может пробудить такой сильный зуд где-то совсем в другом месте на теле.
Я приподнялась со спины, чтобы быть ближе, чтобы слизать с его шеи каплю пота, в которой отражалось солнечное окно. Он позволил мне оседлать его бедра и хотел лечь, но я не отпустила. Впилась руками в его плечи и крепко прижалась, так, что моя потная грудь прилипла к его потной груди. Глаза Дани оказались так близко, слегка прикрытые от удовольствия, я видела в них своё отражение и пыталась рассмотреть лучше. Мне хотелось знать, какой он видит меня.
Он, будто прочёл мои мысли, немного отвернул нас от окна, спрятав меня в тень.
– Видишь меня? – тяжело дыша, спросил он.
Я нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. Неужели он понял, что я рассматриваю себя в его глазах? И только по морщинам на его лбу я догадалась, что пришло ему в голову. Он спросил, не представляю ли я другого мужчину перед собой.
– Я вижу только тебя, но не всё могу мгновенно забыть. – Мы не переставали ритмично двигаться.
– Я сделаю всё, чтобы ты забыла, если хочешь. – Его хриплый голос приятно щекотал кости.
– Я хочу, но не знаю, что для этого нужно.
Он кивнул, будто я дала ему разрешение, и опустил губы к моим губам. Я не успела за них ухватиться. Они отстранились и снова легли, но чуть ниже, затем в уголок рта, к щеке, к другой и, наконец, ко лбу. Его губы были такими мягкими и тёплыми, как любовь, как лучший из способов забыть о чём-то ненавистном.
14 ноября, вт
Настал этот неизбежный вечер вторника. Я волновалась. Даже не представляла, как всё будет, но волновалась. Мои ладони бесконечно потели, каждые пару минут я вытирала их, проводя по бёдрам в черных брюках. Рядом со мной, на скрипучем кожаном сиденье авто восседало само воплощение спокойствия. Даня держал в руках стопку белых листов и всю дорогу вчитывался в них, чуть развернув к свету от окна. Размеренно укрывая спокойный взгляд ресницами, он раздражал меня своей безмятежностью.
Я нервно вздохнула и вновь провела влажными ладонями по бёдрам. В этот момент Даня протянул свою тёплую, но абсолютно сухую руку и сжал ею мою ладонь. Этот жест должен был успокоить меня. Но я, встретившись взглядом с охранником в зеркале заднего вида, занервничала ещё больше. От мысли, что нервозность раньше была вещью практически мне не свойственной, я буквально затряслась от смеси предвкушения и опасения.
Всё же, был момент, предвидя который я довольно ухмылялась. И он оправдал все мои ожидания. Придержав для меня тяжёлую входную дверь, Даня всё же первым вошёл в холл. Коротко кивнув охране на посту, он спокойно шагал вперёд. Я собрала на лице всё превосходство, которое поселилось во мне за 29 лет жизни, и плавно повернув голову к стойке, спокойно сказала:
– Добрый вечер, девушки!
– Даниил Дмитриевич, – сперва Женя поприветствовала хозяина кивком головы, а затем тепло улыбнулась мне.
Но я видела лишь одного человека. Её лицо спряталось за дежурной улыбкой:
– Добрый вечер! – сказала Вера, метнувшись беспомощным взглядом сперва к Дане, затем ко мне и снова к нему. Её улыбка напряглась и впечаталась в лицо, при этом глаза недоверчиво метались по его фигуре. Она жаждала почувствовать на себе его взгляд, пусть равнодушный, но обнадеживающий. Даня не взглянул на неё. Открыв дверь, ведущую из холла в зал, он придержал её для меня.
Я наслаждалась. Черт возьми, пусть я стерва, но я наслаждалась всеми стадиями страдания на её лице! Недоверие, отторжение, смятение, в конце концов, принятие и боль, укрытая холодностью. Мне до последнего не хотелось покидать холл, всё же я нырнула в зал, благодарно кивнув своему мужчине за открытую дверь.
Если бы я не знала, кто он, подумала бы, что Даня растерян. От самого входа в нем боролись две сущности. Он, то по-хозяйски шагал впереди, словно меня и не было рядом, то распахивал передо мной двери и пропускал вперёд подняться по лестнице, как требовал того этикет.
Я старалась не смотреть по сторонам. Мне был необходим взгляд Веры, как признание победы в большой игре, но я была не готова видеть эмоции других. Я шла, глядя прямо перед собой, и думала, сколько сотрудников предположили, что мы пришли вместе и сколько отмахнулись от этой мысли аргументом, что мы всего лишь приехали в одно время.